– Оле!

Потом – в другую.

– Оле!

Но тореро не отстает.

– Оле!

Точно угадывает движение, не дает ускользнуть.

– Оле!

– Оле!

– Оле!

И ведет красным плащом перед глазами, в свою очередь заманивая и обманывая.

– Оле!

Ну, кто кого?

– Оле!

А если так?

– Оле!

Резко повернуться, отпрянуть, снова попытаться выскользнуть.

– Оле!

Но крепкая рука не дает убежать, и приходится держаться за нее, словно за кончик шпаги, которая вот-вот пронзит тебя насквозь…

– Оле!

Ну что ж!

– Оле!

Пусть!

– Оле!

Внезапно тело изогнулось, как натянутый лук, и пошла новая игра – не в банальный обман и ложное бегство, а – в любовь, в настоящую плотскую любовь.

– Оле!

Поймай меня!

– Оле!

И я буду твоя!

– Оле!

Пронзи мое сердце насквозь!

– Оле!

И оно станет твоей заслуженной добычей!

– Оле!

Стучали каблуки.

– Оле!

Взметались руки.

– Оле!

Синхронно кружились тела.

– Оле!

С головой окунувшись в танец, пара не замечала образовавшейся вокруг пустоты. Окружающие остановились и, затаив дыхание, следили, как перед ними развивается не то дуэль, не то игра, не то любовное признание.

– Оле!

Анфан Террибль ничего не замечала, кроме того, от кого не отрывала глаз.

– Оле!

Происходившее было ни на что не похоже.

– Оле!

Теперь каждое движение партнеров наполнялось особым смыслом.

– Оле! Оле! Оле!

Каждое движение становилось все более страстным.

– Оле! Оле! Оле!

Становилось ясно: никакой это не танец.

– Оле! Оле! Оле!

Никакая это не игра.

– Оле! Оле! Оле!

Это любовь.

– Оле! Оле! Оле!

Председатель, сохраняя внешнюю невозмутимость, загадочность невысказываемых намерений, размеренно и постепенно, как настоящий ученый, познавал новое явление в своей академической биографии.

– Оле! Оле! Оле!

Оказалось, что таким образом открывать для себя женщину не менее волнительно и прекрасно, чем добиться результата в сложном, никем не опробованном опыте.

– Оле! Оле! Оле!

Стучали каблуки.

– Оле! Оле! Оле!

Бушевал вихрь вращений.

– Оле! Оле! Оле!

Танец царил и повелевал над парой, над толпой, над всем миром: ликующий, властный, непреодолимо гипнотический.

– Оле! Оле! Оле!

Мать не знала, что ее дочка в это самое время подвергается смертельной опасности.

– Оле! Оле! Оле!

Мать не знала, что розе в это мгновение выпадает судьба оказаться безымянной или получить имя погибшей аспирантки.

– Оле! Оле! Оле!

Мать полностью, без остатка отдавалась танцу.

– Оле! Оле! Оле!

Наступает финал.

– Оле!

Сейчас она упадет, и над простертым телом склонится тореро…

– Оле!

Торжествующий – и побежденный.

– Оле!

Музыка внезапно оборвалась.

И в страшной, непонятной тишине громко зазвучал истерический голос бармена:

– Мадам! Мадам! Сообщение из Штатов! Кровавая бойня в Луизианском университете!

Анфан Террибль обернулась, не понимая.

Какой университет? Какая бойня?

Бармен нервно стучал по клавиатуре ноутбука, пытаясь попасть на текст новостей.

Анфан Террибль замерла, не убирая рук с плеч оцепеневшего партнера, уткнувшись лбом в грудь, еще бурно вздымавшуюся после неистового действа.

– Мадам! Мадам! Какая-то студентка укокошила семь человек в библиотеке Луизианского университета!

Анфан Террибль оттолкнулась, выпрямилась, отошла от председателя и медленно двинулась к барной стойке, глядя на молчащий мобильник.

– Мадам! Мадам! Дали список жертв!

Анфан Террибль, не дойдя до стойки, споткнулась.

– Мадам, первой стоит Глория Дюбуа!

Беспечная танцовщица начала оседать на пол, но следовавший за ней председатель успел принять в руки ослабевшее тело.

А бармен, не видя происходящего, уставившись на бегущие по экрану строки, продолжал исступленно орать:

– Мадам! Мадам! Это ваша дочь, мадам?

Глория Дюбуа увидела над собой ангелов, которые медленно парили в легкой туманной дымке, жутко воняющей порохом.

А завывание далеких архангельских труб походило на стенания полицейской сирены и подвывание «скорой помощи».

– Очухалась?

Голос, задавший вопрос, был чрезвычайно похож и тоном, и наигранной грубостью на голос Тины Маквелл.

Но что подруга могла делать здесь, в раю?

Не отвечая, аспирантка сфокусировала зрение и поняла, что по-прежнему находится в библиотеке.

Ангелы превратились в шаловливых эротов и пухленьких купидонов.

Потусторонний дизайн преобразовался в стеллажи с книгами.

А за разбитыми окнами надрывалась спецтехника.

– Гло, ты чего молчишь?

Тина Маквелл, а это, без сомнения, была она, осторожно тронула подругу за плечо.

– Ти, меня только что хотели убить.

– Я знаю.

– Откуда?

– Понимаешь, я была первая, кто прибежал сюда на выстрелы.

– У тебя, Ти, всегда было слишком нездоровое любопытство!

– Я шла по следу этой ненормальной.

– Ти, это было так страшно, так страшно!

– Еще бы!

– Если бы не мой герой!

Глория Дюбуа, приподнявшись, увидела только лужу потемневшей крови.

Тело незнакомца отсутствовало.

– Он что?..