Понимал ли Илья Ильич, что всю жизнь занимается перформансом и хеппенингом? Вряд ли. Слов таких он до приезда в город Синькина ни разу не слыхал, а к тем, кто выдавал подобные фигли-мигли за искусство, относился даже хуже, чем твердокаменный коммунист Редька. Правда, после начала культурной революции Пухов не только выучил слово «перформанс», но и, как мы видели, выступил в качестве инициатора экологической акции «Золотая рыбка». Однако с настоящим актуальным искусством ему еще только предстояло познакомиться, причем буквально на собственной шкуре.

* * *

В понедельник утром Илья Ильич собрался ехать с дачи, где они с женой жили все лето, в Дом художника, на расширенное заседание правления, посвященное борьбе с Синькиным.

– Я, Маша, сегодня вернусь поздно и ужинать не буду, – сказал он, вытирая губы салфеткой после обильного завтрака.

– Ты хоть не напивайся, горе мое, – вздохнула Марья Петровна, отлично, впрочем, знавшая, что эти ее слова совершенно бесполезны.

– Как же я напьюсь, если я за рулем? – гордо спросил супруг. – Танкета пьяных не любит.

Для путешествий из города на дачу и обратно у Пухова имелось транспортное средство, приобретенное в 1968 году на гонорар за иллюстрации к роману «Танки идут ромбом». Машина называлась «Волга ГАЗ-21», до сих пор исправно работала и была любима хозяином за то, что тяжестью, габаритами и толщиной железа напоминала небольшой танк. В минуты хорошего настроения Пухов даже звал ее по имени-отчеству: Танкета Ильинишна.

– Любит – не любит, а напьешься, как обычно, – махнула рукой жена. – Ты хоть закусывай, что ли.

– Обязательно. Выловим из озера золотую рыбку, подкоптим ей хвост и закусим.

– Ох, опять что-то задумал… Ну и шило у тебя в заднице, Ильич! Когда приедешь-то?

– Никогда!

Показав своей половине язык, Илья Ильич сел за руль. Машина завелась почти сразу, и очень довольный этим Пухов двинулся в путь, громко и фальшиво подпевая звучавшей из магнитолы песне «Моторы пламенем объяты».

Проселочная дорога шла вдоль высокого обрыва, под которым протекала мелководная речка Спичка. На противоположном берегу рос заповедный сосновый лес, называвшийся почему-то Манькин бор. Красивый вид каждый раз не только радовал Илью Ильича, но и навевал на него творческие мысли. А не попробовать ли себя в качестве пейзажиста? – думал он. Нарисовать, скажем, с натуры Манькин бор, а потом вместо Спички приделать к нему широкую полноводную реку, которую форсируют наши танки. И чтобы из реки вставали двухметровые столбы воды от вражеских снарядов…

Но тут мечты художника прервались самым прозаическим образом.

На полпути был небольшой подъем, который тяжеловесная «Волга» всегда одолевала с заметным пыхтением. Но сегодня ее ждала настоящая засада: как раз на этом месте начались дорожные работы. Ремонтников видно не было – наверное, ушли обедать, но прежде успели засыпать песком метров пятьдесят трассы.

Объехать препятствие не получалось, и значит, оставалось либо разворачиваться и возвращаться в поселок, а оттуда долго выбираться на шоссе, либо положиться на удачу и попробовать проскочить нахрапом.

Пухов был человек рисковый.

– А ну вперед, Танкета! – скомандовал он. – Авось проскочим. И корабли штурмуют бастионы!

«Волга» взревела и бодро пошла на штурм, однако, не одолев и половины подъема, забуксовала и, жалобно хрюкнув напоследок, заглохла. Пухов завел ее снова, но колеса прокручивались в песке, и Танкета не двигалась с места.

Смачно выругавшись, Илья Ильич дернул ручной тормоз и вылез.

Дорога была совершенно пуста: ни машин, ни прохожих. Зато – вот она, удача! – всего в сотне метров от места аварии, на краю обрыва с видом на Манькин бор расположился с этюдником кто-то из братьев-живописцев.

Радостно ухнув, Пухов припустил к нему вприпрыжку, однако почти сразу перешел на шаг. Художник, как ни странно, оказался незнакомым. Это был коренастый мужчина средних лет, с бородой, при галстуке и в допотопной соломенной шляпе – прямо какой-то импрессионист.

– Здрасте! – осторожно поздоровался Илья Ильич. – Рисуете?

– Ага, – добродушно откликнулся незнакомец. – Самореализуюсь понемножечку, прости Господи. Чтобы, значит, как в Писании сказано, талант в землю не зарывать. А то закопаешь в землю, а потом поди достань его оттудова, талант-то.

Слова незнакомца были так же странны, как и его внешний вид.

– А чего это я вас не знаю? – прищурившись, подозрительно спросил Пухов. – Вы что, художник?

– Ну, художник – громко сказано! Так, любитель. Дачу я тут в поселке снимаю. Места у вас удивительные.

Пухов покосился на его мазню и сразу успокоился, убедившись, что мужик и правда любитель.

– Короче, слушай, – уже без церемоний заговорил Илья Ильич. – Видишь, вон там на подъеме машина завязла? Поможешь толкнуть?

– Отчего не помочь? – охотно согласился любитель. – Толкнем старичка.

– Это старушка.

– А старушку тем более.

Аккуратно сложив свои принадлежности, импрессионист повесил этюдник на плечо и двинулся за Пуховым.

– Ну, еще разок, Танкета! – попросил Илья Ильич, садясь за руль. – Напрягись!

Он повернул ключ и выжал педаль газа. «Волга» взревела. Любитель налег сзади, пытаясь ее раскачать. Но все усилия были тщетны: колеса по-прежнему прокручивались в песке.

– Тут еще пару человек нужно, – прохрипел импрессионист, вытирая пот со лба, когда хозяин вышел из машины. – А лучше трактор.

– Смотри, идет кто-то! – воскликнул вдруг Пухов.

Из-за поворота показалась странная пара: высокая, атлетически сложенная девица и крепкий приземистый мужичок. У мужичка было обезьяноподобное лицо, напомнившее Илье Ильичу Шарикова из известного антисоветского фильма.

– Граждане! Помогите художникам! – заорал им Пухов. – Подтолкните старушку!

– Да чего тут толкать-то? – пожала плечами девица. – Вот ведь соплежуи! Мужики называется.

Она подошла к машине сзади и уперлась могучими руками в багажник. Рядом встал импрессионист-любитель. Шариков взялся за бампер и кратким рыком подал Пухову сигнал к началу движения. Илья Ильич поспешил завести мотор. Танкета дернулась, раскачалась и на счет «три» двинулась вперед.

– У-и-и! Давай, Ильинишна! – подвывал Пухов. – Двадцать! Пятнадцать! Десять! Пять метров еще! Стоп, приехали!

Машина одолела подъем, и счастливый баталист вывалился наружу.

– Вот спасибо, ребятки! Ну, удружили! Ай, молодцы! Может, подвезти вас?

– Да зачем же нас? – подал вдруг голос Шариков. – Давай-ка, папаша, лучше мы тебя подвезем!

С этими словами он подхватил тщедушного Пухова на руки и запихнул его на широкий задний диван «Волги». Сам похититель уселся слева, а справа путь к отступлению отрезал подлый импрессионист. Девица плюхнулась на водительское место и стала с интересом изучать рычаг переключения передач на рулевой колонке.