Оглядевшись по сторонам, я убеждаюсь, что наша драка не привлекла внимание других стражников. Это хорошо. Учитывая то, в какой тишине все происходило, он тоже не хочет лишних свидетелей. Тоже хорошо. Я поднимаю его меч, рассматривая зазубренное лезвие, пока он таращится на меня озадаченно из-под своих растрепавшихся волос.

– Ты хорошо управляешь оружием, – ему бы удалось куда больше, чем зазубрина на лезвии, если бы не Саенго. Я кручу меч в руках. Клинок рассекает воздух. Он нервно втягивает ртом воздух, когда кончик меча замирает в моей руке на расстоянии считаных миллиметров от его шеи. – Кто ты такой?

Его губы становятся тоньше, а ноздри раздуваются, когда он делает медленный глубокий вдох. Мой рот растягивается в улыбке, от которой кровь отливает от его лица. Его пальцы трясутся у земли.

– Просто убей меня, шаманка, – говорит он сквозь стиснутые зубы. – Я ничего тебе не скажу.

– Ты в этом точно уверен?

– Чтобы тебя инфернии забрали, – плюет он в ответ.

Я нагибаюсь над ним, понижая свой голос.

– У тебя, должно быть, было не так много практики в подобных делах. Давай я объясню, как все устроено. Когда я задаю вопрос, ты отвечаешь. А если ты не отвечаешь…

Меч вонзается в мясистую кожу между шеей и плечом. Его спина изгибается, а рот распахивается в беззвучном крике. Как я и предполагала, его самоконтроль доказывает, что его подготовка несравнима с моей. Кровь течет по его ключице, стекая вниз и собираясь во впадите под горлом. Должна ли я беспокоиться о том, что мне так легко удается причинять боль другим? Что его боль не вызывает во мне никаких чувств жалости?

– Почему ты пытался меня убить? – подозреваю, что уже знаю ответ, но все равно хочу, чтобы он произнес вслух сам.

– Ты не приносишь ничего, кроме разрушения, – шипит он. – Ты оружие шаманов, которое используют против людей.

– Ты на службе в этом замке?

Уголки его губ опускаются вниз, но он не отвечает.

Я снова склоняюсь над ним, позволяя мечу упереться в его плоть. Боль искажает черты его лица.

– И что же прикажешь мне с тобой делать? Убить?

– Сирша, – раздается шепот за моей спиной. Я не оборачиваюсь, но слышу, как Саенго спускается по крыше рядом с нами.

Он закрывает глаза, его губы поджимаются, становясь еще тоньше. Его смирение меня удивляет. Я не собираюсь на самом деле его убивать. Лишь хочу узнать ответы перед тем, как отдать его на милость Ронина. Слезы появляются из-под его ресниц, стекая по вискам и исчезая в волосах.

Я отшатываюсь, испуганная тем страхом, что наполняет его глаза. В мгновение ока он вырывает кинжал из-под своего плеча и подскакивает на ноги.

Саенго предупреждающе охает. Я ругаюсь и поднимаю меч, чтобы опять обороняться от его атак. Однако вместо этого он сбегает, перепрыгивая через костяной палисадник и скрываясь.

– Погоди, – говорю я, но он уже заныривает за белесый занавес, что отделяет Край Пряльщиков от леса. Сердце стучит у меня в груди. – Погоди!

У меня отвисает челюсть, и я просто таращусь, пока он исчезает во тьме. Следует ли мне побежать за ним? О чем думал этот дурак? Я бы не стала его убивать, но деревья определенно закончат начатое.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Саенго. Она тоже уставилась на то место, где скрылся тенеблагословленный.

– Чтоб его, – ругаюсь я шепотом, втыкая меч в грязь. Подхожу к палисаднику, проводя пальцами по костям троллей. У меня все сводит внутри при мысли о том, чтобы снова войти в этот лес, особенно сейчас, в ночной тьме, но разве можем мы его бросить там умирать?

– Не надо, – зовет Саенго, ее голос высокий от паники. Ее страх наполняет меня изнутри, несмотря на выставленный мною между нами барьер.

– Чтоб его, – повторяю я, когда деревья впереди начинают скрипеть. Я замираю, холодок бежит по моим рукам, несмотря на то что мне до сих пор жарко от схватки. Я сглатываю, не шевелясь, вслушиваясь во тьму.

Что-то, похожее на крик, разносится в ночной тьме, а потом все резко затихает. Я разжимаю пальцы, сжимающие тролличью кость, чтобы зажать рот рукой, дыша в свою вспотевшую ладонь. Мое сердце несется быстрее, мои ноги начинают дрожать. Деревья снова движутся.

Выхватывая меч, я прыгаю и забираюсь на стену, где ждет меня Саенго. Мы не останавливаемся, пока не возвращаемся во мрак библиотеки за разбитым окном.

Следующим утром мы с Саенго за завтраком обсуждаем детали произошедшего прошлой ночью. Наша помощница ставит перед нами рисовые пирожки, яркие фрукты, нарезанные в виде причудливых животных и горячий чайник хризантемового чая, от которого поднимается струйка пара, а внутри виднеются лепестки хризантем. Все это кажется мне нереальным, иллюзией, которая появляется перед глазами и может раствориться в любой момент.

Однако даже при свете дня, сытая и в тепле, я дрожу лишь от одной мысли о деревьях и того одинокого, отчаянного вопля среди них. Хотя я и скорблю о смерти того тенеблагословленного, не могу сказать, что мне его жалко. В конце концов, он первый попытался меня убить. Я жалею лишь о том, что мне не удалось вытянуть из него побольше ответов.

– Зачем кому-то пытаться тебя убить? – спрашивает Саенго, отпивая свой чай. Вчера ночью ей стало скучно одной в библиотеке, поэтому она отправилась за мной и выбралась из окна как раз тот момент, когда на меня напали. Слава Сестрам, что никто, кроме Ронина, не знает, что она мой фамильяр.

– Он говорил что-то о том, что я оружие против тенеблагословленных, но это не имеет никакого смысла. Возможность взять Мертвый Лес под контроль может лишь принести пользу всем, и не только шаманам.

– Не думаю, что он имел в виду Мертвый Лес. Будучи шаманкой, ты по природе своей ему враг. Империя однажды пыталась завоевать земли Казаина. Подумай о том, что все это значит для шаманов, что новый целитель душ появляется спустя столько лет после предыдущего. Прошлый целитель душ основал их королевство.

Мой нос морщится. Мне не нравится, когда мне напоминают, каких подвигов от меня все ждут, учитывая, кем я, как оказалось, являюсь. Мной пренебрегали с самого моего рождения, глядя на мой низкий статус с первых лет жизни.

– Представь, что может произойти, если Ялаенги тебя поймают, – продолжает Саенго. Ее голос становится грубым от волнения. – Или меня. Если они считают, что ты представляешь угрозу их власти над империей, они убьют нас обеих. Или меня. А тебя просто используют, как бессильную пешку в своей…

Я кидаю в нее кусочек манго, вырезанный в виде птички. Тот падает в ее почти пустую кружку, брызги чая опускаются на ее бледные щеки.

– Сирша! Ты серьезно? – говорит она, сердясь. Однако беспокойство в ее глазах исчезает, и улыбка украшает ее губы. – Как Кендаре вообще удавалось держать тебя хоть немного дисциплинированной?