– Это жестоко.

– Нет, это спасет ему жизнь. Потому что, если он будет искренне верить, что мир все еще существует, знаешь, что он попытается сделать?

– Попробует сбежать.

– И догадываешься, кому придется его отловить? Дам подсказку. Рифмуется со словом «титан».

Она улыбнулась этой своей улыбочкой, говорившей «я – сумасшедшая сука», и уронила руку.

– После вас, шериф.

Итан двинулся через резиденцию Пилчера, потом – по коридору к его кабинету, с усилием открыл дубовые двойные двери и вошел.

Пилчер стоял позади своего стола возле прорубленного в скале окна и глядел сквозь стекло.

– Входите, Итан. Хочу кое-что вам показать. Поторопитесь, иначе пропустите.

Бёрк прошел мимо стены из плоских мониторов и обогнул стол. Пэм появилась с другой стороны от Пилчера, а тот показал на окно и сказал:

– Теперь просто наблюдайте.

С этой высокой точки была видна долина Заплутавших Сосен, лежащая в тени.

– Вот оно.

Солнце показалось над восточной грядой.

Солнечные лучи косо упали в центр города в сиянии раннего утра.

– Мой город, – прошептал Пилчер. – Я пытаюсь уловить первый свет, который касается его каждый день.

Он жестом предложил Бёрку и Пэм сесть.

– Что у вас для меня есть, Итан?

– Прошлой ночью я виделся с Кейт.

– Хорошо. И какую игру вы разыграли?

– Полную честность.

– Не понял?

– Я рассказал ей все.

– Я что-то пропустил?

– Кейт не дура.

– Вы рассказали ей, что ведете расследование ее дела? – В словах Пилчера звучал гнев.

– Думаете, она бы не пришла именно к такому выводу? – спросил Итан.

– Ну, теперь мы никогда этого не узнаем, верно?

– Дэвид…

– Верно?

– Я ее знаю. Вы – нет.

– Итак, ты рассказал ей, что мы ее засекли, – проговорила Пэм. – А она ответила: «Отлично, вон оно что!»

– Я сказал, что она под подозрением и что я мог бы ее защитить.

– Сыграли на старых чувствах, а?

– Что-то типа того.

– Ладно, не самый худший подход… Итак, что вы выяснили?

– Она говорит, что в последний раз видела Алиссу на Главной улице в ночь ее гибели. Они разошлись в разные стороны. Тогда Алисса была еще жива.

– Еще что?

– Она понятия не имеет, что находится за оградой. Все время спрашивала меня об этом.

– Тогда почему она шляется посреди ночи?

– Не знаю. Она мне не рассказала. Но у меня есть шанс это выяснить.

– Когда?

– Сегодня ночью. Но нужно вынуть мой чип.

Пилчер посмотрел на Пэм, потом снова на Итана.

– Невозможно.

– В ее записке недвусмысленно сказано: «Без чипа – или не трудись приходить».

– Так просто скажите, что вынули его.

– Думаете, они не проверят?

– Мы можем сделать разрез сзади на вашей ноге. Они ни за что не распознают разницы.

– А если у них есть какой-то другой способ это выяснить?

– Например?

– Блин, да мне почем знать! Но если нынче ночью в моей ноге будет микрочип, я останусь дома.

– Я совершил эту ошибку с Алиссой. Позволил ей уйти без связи. Если бы у нее был чип, мы бы уже знали, куда она ходила. Где ее убили. Я не сделаю ту же ошибку дважды.

– Я могу за себя постоять, – сказал Итан. – Вы оба в этом убедились. Собственноручно.

– Может, нас заботит не столько твоя безопасность, сколько твоя верность, – сказала Пэм.

Итан повернулся в кресле.

Однажды он сражался с этой женщиной в подвале больницы. Она ринулась на него со шприцем, а он с разбегу врезался в нее и влепил ее лицом в бетонную стену. Теперь он мысленно заново пережил тот момент, словно воспоминание о доброй еде, желая, чтобы можно было повторить.

– Она привела веский довод, Итан, – сказал Пилчер.

– И в чем заключается этот довод? В том, что вы мне не доверяете?

– Вы отлично справляетесь, но прошло слишком мало времени. И еще многое надо доказать.

– Я хочу, чтоб чип вынули, или я никуда не пойду. Все просто.

В голосе Пилчера прозвучала жесткая нотка:

– Завтра с первыми лучами солнца вы будете в моем офисе с полным отчетом. Все ясно?

– Да.

– А теперь мне придется вам пригрозить.

– Тем, что случится с моей семьей, если я решу рвануть в бега или совершу другой акт непослушания? Давайте я просто представлю себе самое худшее и решу, что вы это сделаете. Вот что мне действительно нужно – так это перемолвиться с вами словечком наедине. – Итан взглянул на Пэм. – Ты не возражаешь?

– Конечно, нет.

Когда дверь за ней закрылась, Бёрк сказал:

– Мне бы хотелось получить более четкую картинку того, какой была ваша дочь.

– Зачем?

– Чем больше я о ней узна́ю, тем больше шансов выяснить, что с ней случилось.

– Полагаю, мы знаем, что с ней случилось, Итан.

– Вчера я был в ее комнате. Возле ее двери повсюду были цветы и карточки. Целые потоки чувств. Но я гадал… Были ли у нее враги внутри горы? Я имею в виду – она же была дочерью босса.

Итану показалось, что Пилчер может взорваться из-за такого вторжения в его личные чувства, в его горе. Но вместо этого тот откинулся на спинку кресла и сказал почти мечтательно:

– Алисса была последним человеком, который стал бы извлекать выгоду из своего статуса. Она могла бы жить в этих апартаментах в роскоши вместе со мной, делать все, что заблагорассудится. Но вместо этого продолжала жить в спартанских казармах и выполняла такие же задания, как и все остальные. Никогда не искала преференциального режима из-за того, кем была. И все это знали. И из-за этого все еще больше ее любили.

– Вы с нею ладили?

– Да.

– Что Алисса думала обо всем этом?

– О чем – обо всем?

– О городе. О наблюдении. Обо всем.

– На ранних порах, когда все мы вышли из консервации, у нее случались приступы идеализма.

– Вы имеете в виду – она не соглашалась с вами насчет того, как вы управляете Заплутавшими Соснами?

– Именно. Но к тому времени, как ей стукнуло двадцать, она начала по-настоящему взрослеть. Она поняла причины, стоящие за камерами и «красными днями». Оградой и тайнами.