Тобиас ворвался в рощицу низких дубов с темно-красными листьями.

Баста.

Он добрался до предела своих возможностей, не успев миновать рощу, упал на колени, потащился в кусты. Голова кружилась от изнеможения. Тобиас поставил ружье и рывком открыл рюкзак.

«И после всего пережитого я умру здесь?»

Коробка с патронами.30–30 лежала сверху.

Всегда.

Он быстро вскрыл ее и начал загонять патроны в ствольную коробку перед затвором. Два – в магазин, последний – в патронник. Вернул затвор на место.

Перевернулся на живот.

Окружающие его заросли были оранжевыми.

Ветер донес запах гниющих листьев.

Сердце его колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Он уставился сквозь лес назад, на поляну.

Они приближались.

Нельзя было сказать, насколько велика была стая, с которой он столкнулся. Если его заметили и их больше пяти – buenas, блин, noches[27].

Если их пять или меньше и ему повезет с каждым выстрелом – у него есть крошечный шанс.

Но если он промажет или не убьет каждой пулей – если ему придется перезаряжать ружье – он умрет.

Делов‑то…

Взгляд сквозь оптический прицел на усеянную валунами поляну.

Тобиас не в первый раз оказался лицом к лицу с возможностью не вернуться в Заплутавшие Сосны. Он уже запаздывал на четыре месяца. Возможно, его объявили павшим в бою. Пилчер подождал бы еще немного. Дал бы ему добрых шесть месяцев сверх условленного срока, прежде чем послать кого-нибудь другого за ограду, глубоко во вражескую территорию. Но каковы будут шансы, что другой Кочевник найдет то, что нашел он? Каковы шансы, что другие сумеют прожить так долго, как сумел он?

На поляну вырвался абер.

Потом еще один.

И еще.

Четвертый.

Пятый.

Хватит. Пожалуйста. Больше не…

К группе из пяти аберов присоединились другие.

Еще десять.

Вскоре уже двадцать пять аберов шныряли вокруг валунов в тени утеса.

Сердце Тобиаса оборвалось.

Он отполз назад, глубже в чащу, в укрытие, волоча за собой рюкзак и ружье.

Теперь – никаких шансов.

* * *

Свет начал гаснуть.

Тобиас продолжал прокручивать в голове то, что случилось, пытаясь определить, в чем же он облажался, где сделал неверный шаг, но ничего такого не находил. Он прождал на краю того поля пять минут, прежде чем выйти на открытое место. Осмотрел все вокруг сквозь оптический прицел. Слушал. Он не ринулся вперед, сам не зная куда.

Конечно, он мог бы обогнуть открытое пространство. Держаться периметра леса. Это отняло бы у него целый день.

«Нет. Ты не мог бы принять другое решение. Ты не сделал ничего безрассудного».

По его прикидкам, Заплутавшие Сосны лежали себе безмятежно в тридцати или сорока милях к востоку от его местонахождения.

Четыре дня пути, если бы все прошло гладко. Десять – в случае плохой погоды или небольших травм. Он почти добрался, Христа ради!

Последние три дня он поднимался на нагорье. Ели и осины начали перемежаться с соснами. Утром становилось все холоднее. Он даже чувствовал, что воздух становится более разряженным, когда делал глубокие вдохи, никогда до конца не наполнявшие легкие…

Блин, блин, блин!

И что теперь?

Успокойся, солдат.

Держи себя в руках, неврастеник.

Тобиас закрыл глаза, приказывая панике утихнуть. Возле его правой руки лежал в листьях небольшой камешек. Он поднял его и начал тихо выскабливать сорок пятую зарубку на ложе своего «винчестера».

* * *

Наступил вечер.

Они не обнаружили его, но и не ушли.

Это было странно – стать свидетелем того, как аберы идут по следу, руководствуясь чутьем. Тобиас припомнил ночь, которую провел на сосне. При лунном свете он наблюдал, как абер прошел в пятидесяти ярдах под ним, опустив нос к земле, явно выслеживая кого-то.

Может, дело в ручье?

Тобиас пересек ручей почти в беспамятстве, но вода поднималась до колен. Может, он скрыл свой запах, или, по крайней мере, замаскировал его настолько, чтобы сбить их со следа. По правде говоря, Тобиас не знал точно, насколько остры органы обоняния аберов. И что именно они засекают. Отмершие частицы кожи? Вонь только что примятой травы?.. Господи, прости, они так же талантливы, как и собаки-ищейки.

Солнце село. Аберы расположились на поляне. Некоторые тесно свернулись в позе эмбриона возле валунов и уснули. Другие развалились у ручья, окунув когти в воду.

Спустя некоторое время четверо из них исчезли в лесу.

Тобиас никогда еще не был так близко к стае.

Укрывшись в зарослях, он смог урывками разглядеть, что аберы не выше четырех футов. В сорока ярдах оттуда, где он лежал, трое плескались в ручье, в том месте, где он изгибался и исчезал в лесу. Это выбивало из колеи – видеть, как они общаются друг с другом: нечто среднее между борьбой львят и человеческих детей, играющих в перетягивание каната.

Он начал замерзать, жажда сводила его с ума.

У Тобиаса в рюкзаке было полбутылки воды, и он понимал, что жажда подталкивает его к тому, чтобы потянуться за ней, рискуя быть обнаруженным. Но он еще не настолько отчаялся.

Пока.

* * *

В сумерках из леса вернулись четыре абера. Они кого-то принесли – двое из них тащили создание, которое дергалось и кричало, когда они вышли на поляну.

Стая окружила вернувшихся.

Поляна наполнилась визгливыми воплями и щелканьем челюстей.

Тобиас слышал это уже столько раз – то был некий вид коммуникации.

Когда аберы образовали круг, шум поднялся такой, что он рискнул поднять ружье, чтобы понаблюдать сквозь оптический прицел.

Охотники принесли лося – длинноногого подростка-самца с едва начавшими прорезываться между ушей рогами. Пошатываясь, он стоял в кругу. Его правая задняя нога была скверно сломана, и он не касался копытом земли; сквозь сухожилие виднелась белая полоска кости.

Один из больших самцов втолкнул в круг молодого абера.

Стая завопила в унисон, воздев когти к небу.

Молодой абер застыл.

Получил еще один жестокий толчок.

Спустя мгновение начал подкрадываться к добыче. Лось неуклюже попятился на трех ногах. Это длилось некоторое время, как некий кошмарный балет.