– Не было условий, – сказала она упрямо.

– Но Тивиэль утверждает, что были.

– Так может, он про них и расскажет? – огрызнулась Талия.

– Он не расскажет ничего. Он не из тех, кто говорит с людьми. Даже я не рискнула бы призывать такого духа. Надо быть очень глупым, чтобы связываться с Изначальными, затаившими злобу на людей, – Рентара буравила Талию мрачным взглядом.

– В этом проблема, – я решил, что на благоразумие Тали надеяться нет смысла, – мы как раз и хотим найти того идиота, который призвал демона, и выбить из него условия сделки. Пока похоже, что это был ведьмак. В войну. Но мы не знаем когда и где.

– Мы знаем когда, – Талия устало откинулась на спинку стула, а заодно и мне на руки. – Я попала в плен в конце первого года войны. Но это всё, что мы знаем.

– И лицо, – напомнил Атэ.

– И лицо, – подтвердил я, – которое есть только в голове моей подруги. И она не будет заключать сделки с демонами. Хотя на месте демонов я бы сам не стал с ней связываться.

Тычок под ребро меня несказанно обрадовал. Тали явно приходила в себя.

– Наверное, я бы тоже не заключала сделки с Изначальными, если бы у меня над ухом зудел Тивиэль, – сказала Рентара задумчиво. – Но ничего другого я пока предложить не могу. Воспоминания должен посмотреть тот, кто хорошо знает континент и побережье Лиса.

– Или тот, кто хорошо знает ведьмаков.

Я вскинулся, услышав голос Атаниэля.

– А вот это мне нравится.

– А мне нет.

Я сделал вид, что не заметил слов Талии.

– Что мне нужно, чтобы проникнуть в воспоминания? Ита?

Атаниэль поморщился, но что поделать, от этой части я и сам был не в восторге.

– Я попробую показать, – Рэна снова встала, – но получится или нет – зависит только от вас.

Темнота. Немного холодно, но больше просто мокро. Затекли колени и локти, ноет шея, которую невозможно разогнуть. Вдалеке мерно бьётся о подножие скал море. Скрип двери. Как давно она не слышала этот скрип. Она уже думала, что всё закончится здесь, в темноте. Но это не так. Скрючившись на полу в маленькой клетке, прутья которой не позволяют даже шевельнуть пальцами, она может видеть только обитые сталью ведьмачьи сапоги из грубой кожи.

Сапоги совсем рядом. Скрежет замка – и решётка распахивается. Она ждёт. Ждёт приказа, потому что знает, что так безопаснее.

– Выходи.

Дрожь по всему телу. Легко сказать. Она не уверена, что сможет шевельнуться, не то что выползти из маленькой клети, предназначенной, должно быть, для собак. Видимо, ведьмак и сам понимает это, потому что резко рвёт её за плечо. Металл царапает спину, давно уже лишившуюся сомнительной защиты мантии. Её вздёргивают на ноги, и Талия с трудом заставляет себя не дрожать, глядя в налившиеся красным глаза.

У её нового господина седые волосы и горбатый нос истинного аристократа. Кожаный доспех без знаков отличия и унизанные перстнями крючковатые пальцы. Наверняка он дышит итой, как воздухом, потому что на вид ему далеко за сорок. Но он всё ещё силён. Ведьмак толкает в спину, и пленница пытается последовать молчаливому приказу, хотя ноги слушаются с трудом. Она уже слишком хорошо знает, что нужно понимать даже те приказы, которые ведьмаки не говорят вслух.

Они выходят за дверь и, миновав короткий коридор, оказываются на широкой винтовой лестнице. Каждая ступень не меньше двух метров в ширину. Начинают подниматься вверх. Этажи сменяются этажами, и она перестаёт считать. Видимо, они очень глубоко под землёй… Или поднимаются очень высоко в небо. Не понять. Но море бьётся теперь где-то внизу, и ветер, шныряющий между трещин в камнях, становится холоднее.

Новый толчок в спину – и она едва не ударяется лбом о дубовую дверь, в последний момент успевая подставить руки. Ведьмак поворачивает ручку, украшенную головой льва, и делает шаг вперёд, по-прежнему подталкивая перед собой пленницу. Здесь почти так же темно, как и в подвале. Только свечи освещают круглый стол, стоящий в центре.

И опять толчок в спину. Талия выходит в круг света и скорее чувствует, чем видит тени, которые колышутся по углам зала. Ведьмак не один. Ещё четверо стоят по другую сторону тусклого света свечей. Толчок даёт понять, что она замешкалась.

– На стол.

Крупная дрожь пробивает тело.

– Не надо… – голос почему-то охрип.

Опять толчок, и ноги сами переступают по направлению к столу. Она всё ещё колеблется, потому что пять фигур ничего хорошего не сулят. Это очень неприятно, когда их пятеро. Один всегда может пожалеть, но пятеро – никогда.

– На стол! – в голосе ведьмака гремит ярость.

Она торопливо садится на стол и замирает, опасаясь задать вопрос.

– Ну!

– Простите… – голос пропадает и приходится откашляться. – На спину или на живот?

– Всё равно.

Странно… Она ложится на спину. Так остаётся хотя бы иллюзия контроля над тем, что давно уже не в её власти. Смотреть на ведьмаков не хочется, тем более что разглядеть что-то в темноте невозможно, и она поднимает взгляд на потолок, где вырезаны незнакомые символы. Они тянутся орнаментом вокруг мозаичной звезды из зелёных камней.

Сейчас будет боль. Она уверена в этом. Она заранее слегка раздвигает бёдра, чтобы избежать новых синяков. И боль приходит, но вовсе не та, которой она ждала. Эта боль едва заметна и начинается в районе груди. Поначалу она вовсе и не кажется болью, только холодный металл касается кожи – и тут же прохладный ветерок овевает рану. Первые несколько движений ножа даются легко.

Она даже опускает глаза, чтобы взглянуть, что происходит, и видит, как отблескивающее в тусклом свете лезвие оставляет тёмные следы у неё на груди. Затем в руках ведьмака оказывается склянка с белым порошком. Он нараспев читает слова незнакомого заклинания и стучит по склянке.

Крик. Её собственный крик отдаётся в ушах. Вот теперь больно. Рану жжёт с каждым мгновением сильнее.

– Не надо, – выдыхает она инстинктивно, хоть и знает, что просить бесполезно.

Конечно, ведьмаку всё равно. Зато ещё один голос присоединяется к напевным словам, когда нож начинает вырезать новую фигуру. Закончив с ней, ведьмак снова присыпает линии белым порошком, и на сей раз Тали закусывает губу, чтобы не закричать.

Третий знак и третий голос. Но боль не становится слабее. Даже когда уже четыре голоса помогают чертить новый знак. Когда их становится пять, ещё одна фигура выплывает из мрака, и Талия отворачивается в сторону, уверенная, что сейчас слышит хохот, но тень снова оказывается перед её глазами.

– Чего ты хочешь? – голос в мозгу холодный, но заботливый. Он чем-то похож на голос отца.

Талия отворачивается. Пять голосов поют свой гимн в унисон движениям ножа.