Ардуин переживал, что, если юноша надолго останется при нем, его ждет такая же судьба отверженного, и решил через несколько месяцев выпроводить его, заплатив достаточно денег, чтобы помочь и ему, и его матери.

– Напротив, от одного-двух стаканчиков сидра тебе ничего плохого не будет. А вот вина, которое ударяет в голову, туманит рассудок и заставляет дрожать руки, следует избегать. Давай-ка остановимся здесь, а потом узнаем, что за работа нам предстоит завтра.

– Мессир Высокое Правосудие, вы, наверное, обидитесь и станете меня ругать… Я… вот… вы благородный и добрый человек… и, я уверен, весьма сведущий… Как… ну, это…

Поняв, какой вопрос юноша пытается ему задать и не осмеливается, Ардуин мягко ответил:

– Я все время имею дело с кровью, страданиями и смертью. Они не пугают меня и не вызывают у меня отвращения. Мясник забивает скулящее животное, я же – человеческие существа. Привычка, не более того.

Когда-то Ардуин согласился принять путь своего отца – и, следуя его урокам, всякий раз облачаясь в черно-красные одежды, погружался в полнейшее безразличие. Куча плоти, нервов и костей, которая плакала, кричала и умоляла на пыточном столе, для него больше не существовала как человеческое существо. А выходя из тюрьмы или из помещения для допросов, он был неспособен вспомнить черты лица обвиняемого, цвет волос и глаз. Чаще всего ему вспоминались ненавистные запахи испражнений, рвоты и горелой кожи, затхлый воздух, пропитанный ужасом и агонией.

– А… так как я, видите ли, со всем моим уважением… Я не какой-нибудь слюнтяй, я могу зарезать кролика или курицу… но чтобы человека… а если это окажется еще и женщина…

– Я ненавижу резать кур и делаю это исключительно для того, чтобы их съесть. Но когда ты решился убить животное, это необратимо. Другими словами, если б не твое решение, то кролик или курица продолжали бы жить. Я же не выношу приговоров, обрекающих на пытку или смерть.

Перед мысленным взором Ардуина прошли те, кого он хладнокровно отправил на тот свет. Венель-младший понимал, что будет нести за это ответственность до самой смерти.

* * *

Быстро закончив трапезу, они снова направились в особняк помощника бальи. Селестену было поручено вывести Фрингана из конюшни и оседлать его. Это было не таким уж легким делом, так как черный жеребец никого не признавал, кроме своего хозяина.

Ардуин известил о своем прибытии. Тотчас же появился любезный и суетливый Бенуа Ламбер. Помощник секретаря – еще молодой человек, безбородый и румяный – бросился к вошедшему, по своему обыкновению тарахтя скороговоркой:

– А, мессир Высокое Правосудие… по правде говоря, вы чуть рановато… А я уже так переживал, что вас все нет.

Ламбер принадлежал к той разновидности людей, которые постоянно опаздывают, но которые видят в этом лишь оплошность всех остальных. Ардуин ничего не ответил; он чувствовал в себе первые признаки таких знакомых изменений, сильнейшего ощущения, что сейчас он не принадлежит этому миру. Все становилось ему безразлично. Все было ему теперь не важно.

Запыхавшись, Ламбер снова заговорил, делая руками широкие жесты, чтобы поторопить своего собеседника:

– Ваша работа ждет вас в моем кабинете. Это совсем недалеко…

Непременным требованием Венеля-младшего было, чтобы в Беллеме сохранялся второй комплект его одежд смерти. Это позволяло избежать переездов из Мортаня в Беллем палачу, затянутому в черную кожу и красный шелк, буквально пропитанными болью и отчаянием.

– Терпение, мессир помощник секретаря; минутку, за которую, я не сомневаюсь, обвиняемый будет вам очень благодарен. Кто это? В чем он обвиняется? В чем будет состоять моя работа? Я вам уже несколько раз говорил: мне не нравится приступать к делу, не зная всех обстоятельств.

Ламберт принялся недовольно кусать губы. Это какое-то ребячество, напрасная потеря времени. В конце концов, этому человеку платят и никто не обязан перед ним отчитываться. Тем более что предстояла очень тонкая работа. Но в то же время маленький толстый человечек прекрасно помнил зачастую не скрываемые угрозы мэтра Правосудие немедленно положить конец своим делам в Беллеме, если его требования не будут выполняться. Ну и что теперь остается делать? Господи, помощник секретаря предпочел бы вовсе об этом не думать, потому что, откажись Ардуин выполнять эту работу, замену пришлось бы выбирать из жителей местечка. А это вызвало бы неудовольствие среди них. Обитателям Беллема хотелось видеть смерть в красивом обличье, при этом не марая руки в крови.

Сложив губы куриной гузкой, секретарь ответил таинственным шепотом:

– В моем кабинете, и умоляю вас, мессир Высокое Правосудие… вам доверена важная тайна… ужасное дело… нет, все еще хуже… тсс… о! в самом деле, тсс…

Раздираемый любопытством и тщательно удерживаемыми взрывами смеха, Ардуин последовал за ним. Закрыв за ними дверь, Ламбер приложил ухо к двери будто конспиратор, опасающийся шпионов. Затем быстро замахал рукой, подавая Ардуину знак следовать за ним в другой конец комнаты, а затем торопливо зашептал:

– Чудовищное дело, просто невероятное. Приговоренный из высшего сословия. Ожидается ужаснейший скандал. О, боже милосердный, этот негодяй, этот проклятый злодей прямо у вас под носом!

– Но кто же это?

– Ангерран де Сильплесси!

Кажется, Ардуин где-то уже слышал это имя. Очень богатая семья, уважаемая в этих краях. Ангерран де Сильплесси был красивым мужчиной лет пятидесяти или даже больше, считался нелюдимым, особенно после того, как снова стал вдовцом. Но, несмотря на это, его репутация была неплохой. В памяти мэтра де Мортань всплыло еще одно воспоминание.

– Это ведь тот, кто прошлой весной женился на Од де Клермонтен? Одной из дочерей вашего помощника бальи, сеньора Альберта?

Закрыв себе рот рукой, Ламберт со слезами на глазах пробормотал:

– Да, это так… О господи, какой ужас! Какой чудовищный скандал! Сеньор Альберт де Клермонтен этого не перенесет. Он так исхудал, я так беспокоюсь о нем.

Ардуин подумал, что скорее всего Клермонтен потерял едва ли половину своего жира и защечных мешков, что вряд ли можно считать достаточным поводом для беспокойства. Помощник бальи всегда напоминал ему бочонок на коротких ногах.

– Хм… и в чем же обвиняется Ангерран де Сильплесси?

– Колдовство, осквернение скульптур, поклонение Сатане и его демонам, похищение детей, насилие, убийства…

– Черт возьми, – выдохнул Ардуин Венель-младший, сразу становясь серьезным. – Вы в этом уверены? Ведь речь идет о человеке из высшего общества, благополучном, богатом… Что могло бы побудить его продать душу дьяволу?

– Вечная жизнь, – ответил помощник секретаря дрожащим голосом.

– А, все та же сказка для слабых умов… И он признался в этом без воздействия… моего искусства? – удивился мэтр Правосудие.

– Еще как! И при этом был горд, как петух на заборе! – возмущенно выдохнул толстячок. – Он хвастался всеми чудовищными делами, которые натворил, он наслаждался, рассказывая нам, какая сила пробуждалась в его чреслах, когда кровь зарезанных девочек лилась на обнаженное тело… Ах, меня едва не вытошнило, а мессир Клермонтен был белее полотна, без сомнения думая, чего избежала его дражайшая дочь! Что же касается сеньора инквизитора, которого позвали выслушать признания этого демона, то он все время не выпускал распятие из руки. Этот проклятый Сильплесси уверен, что будет воскрешен повелителем преисподней. Поэтому он убежден, что не ощутит никакой боли от пыток.