Несмотря на то что эти небольшие стычки и длинные ругательные тирады обычно забавляли Мартину, сейчас у нее не было времени наслаждаться ими. Будучи женщиной здравомыслящей, она размышляла о своем порыве, под влиянием которого предложила баронессе-матери использовать себя в качестве шпиона. Причиной тому были признательность и настоящая привязанность. Мартина вовсе не жалела о своем поступке. Она поздравляла себя: получилась утонченная хитрость. Во всяком случае, безопасность и благополучие ее старушечьего существования зависели лишь от судьбы, а также доброты мадам Беатрисы и Агнес.

Мартина направилась вперед прогулочным шагом, иногда украдкой кидая взгляды назад, чтобы удостовериться, что слуга, снедаемый неуместным любопытством, не последовал за ней. Она спустилась по улице Порт-Ривьер и направилась по улице Оре, где возвышались роскошные особняки в два этажа и с шиферными крышами. Свернула направо, затем снова направо, чтобы оказаться неподалеку от собора Сен-Жан[151], после чего снова поднялась по улице Роны и с видом праздношатающейся кумушки стала неторопливо прогуливаться, останавливаясь перед витринами и лотками торговцев. Мадам Беатрис вручила ей два турских денье, чтобы она купила себе каких-нибудь безделушек, и Мартина размышляла, на что бы их лучше употребить. Два денье – это вам не что-нибудь! Старая служанка боялась сделать необдуманную покупку, о которой потом будет жалеть.

Ну и ну! У этого мошенника Мартине новые жировые свечи[152]. Вот ведь животное! Этот негодяй разбавляет жир быков – единственный, из которого разрешено делать свечи на продажу, – и добавляет туда бараний жир и даже свиной! Изобличенный одним из своих подмастерьев, которого недавно поколотил палкой, Мартине увидел, что к нему направляются стражники. Последовало зрелище, которое всегда пользуется успехом у зевак и ротозеев[153]. Люди бальи бросили все свечи на землю, тайком забрав несколько себе, и раздавили весь товар каблуками. Мартине был арестован и брошен в темницу, пока не заплатил значительный штраф. Затем ему было строго-настрого велено переехать и не показывать свою плутовскую рожу в городе по той неоспоримой причине, что «жульничество в свечном ремесле слишком убыточная и скверная вещь для всех». Судя по всему, новый свечной мастер только что перекупил помещение.

Мартина удовлетворенно вздохнула. Может быть, купить несколько свечей в свою комнату под самой крышей? Хотя нет, это был бы расточительный каприз с ее стороны – ведь она не платила за масло для ламп, которые ей предоставлялись. Старушка продолжила свой путь и через несколько туазов остановилась перед лавкой аптекаря. Она была старой, но все-таки женщиной. С бьющимся сердцем, охваченная жаждой кокетства, Мартина вошла в лавочку. Тотчас же аптекарь мэтр Серин поспешил навстречу, вежливо приветствуя посетительницу.

– Какое счастье видеть вас в таком добром здравии, матушка Мартина! – воскликнул он и тотчас же с похоронным видом продолжил: – Как себя чувствует ваше превосходное семейство? Да, мне, конечно, известно…

– Проклятая Маот! Демон, а не женщина! Не пустят эту змеищу в рай, уж помяните мое слово! Мадам Беатрис из-за всего этого так переживает… Но она такая храбрая! Еще не родился тот, кто из нее мог бы веревки вить. К счастью, Святая Дева простерла свою защиту над маленьким Гийомом, и ваши притирания[154] вместе с заботами мудрого доктора Мешо совершили настоящее чудо.

Аптекарь гордо выгнул грудь колесом. Этот симпатичный мужчина сорока пяти лет от роду выглядел намного моложе благодаря густым темным волосам и чистой коже, за которой он ухаживал с помощью средств своего приготовления[155]. Клиенты особенно доверяли аптекарю, у которого все зубы были на месте, да притом такие белые, что удивительно для его возраста. Мартина снова заговорила:

– Мэтр Серин, хозяйка послала меня за покупками. Ее вода для рта[156], тем более ваша…

– Корица, мускат и дикий ревень, остальное – мой секрет!

– Еще нужен крем для лица, для шеи и для рук… по две баночки, – продолжила Мартина, дрожа от удовольствия.

На два денье она вполне могла себе позволить набор кремов, который оставит для себя, а еще чепчик, украшенный очаровательной вышивкой – цветами, который она видела у галантерейщика, когда последний раз наведывалась в город. Носить такой будет особенно приятно, потому что руки у нее стали неловкими и больше не в состоянии держать иголку с ниткой. И потом, даже если она немного превысит предел дозволенного, мадам Беатрис не станет на нее сердиться…

– А еще… большой пакет порошка для дыхания…

– О, лосьон для рта будет лучше, хотя он и намного дороже, – заметил аптекарь.

– Зайду, когда у моей хозяйки он закончится, – солгала Мартина.

– Отлично, тем более что мой порошок так же хорошо очищает и освежает, как комнатные пряности[157], которые вам продают по совершенно бессовестной цене, уверяю вас!

Мартина вышла, задыхаясь от смеха, с полными пакетами дамских штучек. Тем более что она не была обделена мужским вниманием. Боже милосердный, какое удовольствие покрыть себе кожу ароматным и маслянистым цветочным кремом! Это ее так развеселило, что она отправилась за следующей покупкой. Китовый ус Маленье![158]

Она снова спустилась по улице Роны и вошла под портик какого-то здания. Осторожно осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что во дворе никого нет, кроме нескольких кур и привязанного на цепь поросенка, который внимательно смотрел на нее, удивленный этим вторжением, Мартина сняла свой накрахмаленный батистовый чепец, по которому сразу можно было узнать в ней служанку из хорошего дома или зажиточную торговку, и вынула из сумки другой – из толстого льна грязно-белого цвета, какой носят крестьянки. Сложив свою коричневую накидку, подбитую кроличьим мехом, вынула широкое пальто из грубой шерсти, затем повязала старую, совсем вытертую сине-фиолетовую шаль так, чтобы та закрывала шею и низ лица. После этого она вышла из двора, сгорбившись и волоча ноги, – ни дать ни взять, нищая старуха, каких полно в городе.