– Когда ты уложил Хантера, то все заорали, естественно. Шепелев вскочил и ударил по столу кулаком. Сломал… Не руку, разумеется, а стол проломил. Так мне рассказывали. Он вообще тебе завидует лютой ненавистью.

– Бой за титул у него, а у не меня. С чего завидовать? Тем более что он у Хантера тоже выигрывал.

– Ага, – усмехнулась Виктория, – рассечением в бою, в котором Хантер значительно опережал его по очкам. Я потом столько повторов смотрела, так и не поняла, Юра то ли перчаткой попал, то ли головой.

– Головой, – подтвердил Метелин, – только движение навстречу сделал сам Хантер, так что Юрка чист: иначе не дали бы ему победу тогда.

Увидев, что ему опять молча показывают на опустевший бокал, наклонил над ним бутылку.

– А теперь главное, – сказала Виктория, – участие Шепелева в чемпионском бою под большим вопросом по медицинским показаниям. Он сам ни на что не жалуется. Но у врачебной комиссии есть вопросы. Томограмма ничего особенного не выявила, но в крови обнаружились следы фурасемида… Я вообще-то замечала, что он пьет слишком много жидкости, и поняла, для чего – хочет вывести из организма что-то… Но еще выявили, опять же, незначительное количество фенобарбитала…

– То есть он выводил из организма еще и следы стероидов? – не поверил Метелин.

Врач команды кивнула.

– Юра объяснил комиссии, что употреблял люминал для хорошего сна… Но ты же понимаешь, что это не объяснение для врачебной комиссии. Все лекарства он должен получать только от меня. Все то, что он применял, обесцвечивает мочу, а для того, чтобы не было вопросов у антидопинговых комиссаров, он ел слишком много морковки, даже цвет лица у него слегка изменился, если ты обратил внимание… Комиссия поговорила с ним, но они считают, что следы употребления препаратов исчезнут или будут такими незначительными, что их в расчет брать не станут. Мне выговор соответственно, что плохо слежу за спортсменами… Только мне теперь на это наплевать: у меня будет другая жизнь.

– А с Шепелевым что?

– Ничего. Этот бой нужен всем: стране, Федерации бокса, зрителям… Плохо только, что почти все знают исход, однако надеются на чудо, что Шепелев попадет один раз… Но что об этом говорить! Давай не будем терять время: ночи еще короткие, а у меня последние дни независимой жизни.

Она дышала тяжело и хрипло, словно завершала марафон: силы на исходе, но финиш уже виден, до него сотни метров, а ноги деревянные. И вдруг она замерла.

– Ты слышал? – спросила Вика, – скребется кто-то.

Метелин прислушался, но ничего не услышал.

– Точно скребется, – напряглась Виктория, – если это мышка, то я сейчас буду орать. Прогони!

И вдруг он услышал тоже. Кто-то не скребся даже, а тихонько стучал в дверь – не костяшками пальцев, а подушечками, словно предупреждая о чем-то.

– Это мышка бегает, – задохнулась от ужаса врач команды.

Алексей поднялся с кровати, натянул джинсы и подошел к двери.

– Кто там?

Но вместо ответа опять постучали. Метелин распахнул дверь и увидел на пороге Шепелева.

– Я тебя предупреждал, чтобы ты к Вике вообще не подходил? – спросил он. – Предупреждал? Ты думаешь, я про вас ничего не знаю? Как вы в Нью-Йорке в номере забавлялись… Как здесь, на базе, она к тебе по ночам бегала…

Он заглянул через плечо Алексея и увидел кровать, в которой, прикрывшись одеялом, сидела врач.

– Вика, это ты? – крикнул он.

– Ты потише можешь? – ответила она. – Что ты тут разборки устраиваешь?

– Какие разборки? Забыла разве, что ты мне обещала? Мол, когда выйду на чемпионский бой, то все у нас будет.

– Все! – сказал Алексей и начал выталкивать его из комнаты.

Почувствовал, как напряглись мышцы Шепелева, и сразу нырнул под удар. Кулак Шепелева влетел в дверной косяк, что-то хрустнуло. Метелин обхватил его двумя руками и вытащил в коридор.

– А-а-а, – простонал Юрий, – из-за тебя, гада… Сволочь ты!

– Поднимайся, Вика, – громким шепотом позвал Алексей, – наш претендент, кажется, руку сломал.

Известие о том, что претендент на звание абсолютного чемпиона мира по боксу на тренировке сломал четыре пястные кости, у Федерации бокса особого разочарования не вызвало. Правда, сначала были крики, но Даниил Матвеевич намекнул, что можно решить вопрос с Доном Кингом о замене претендента. Поскольку номером вторым на обязательный бой с чемпионом стал теперь Алексей Метелин, то можно договариваться о встрече.

Дон Кинг в мире бокса решает, конечно, все, но он отказался сначала даже обсуждать эту тему. Но, подумав, что бой с Русским Йети вызовет небывалый ажиотаж, начал прощупывать почву. Конечно, он сначала решил перенести место встречи, но тут мог встать вопрос о неустойке. А потом, куда переносить? В «Мэдисон-сквер-гарден», который вмещает двадцать тысяч, или в Петербург, на крытый футбольный стадион, в который поместятся уже восемьдесят тысяч зрителей, если установить ряды и на футбольном поле. И все эти восемьдесят тысяч билетов разойдутся в течение одного дня.

Он думал недолго, потому что время – это деньги, и предложил новый контракт на бой. Теперь победитель получал восемьдесят процентов от призового фонда, а проигравший – двадцать. И бой должен пройти в Петербурге. Но все это мало интересовало Алексея: он понимал, что в ближайшее время может произойти то, о чем он и мечтать не мог. А если и мечтал, то очень давно, когда был совсем еще юным, а соответственно, глупым и самонадеянным, еще до того, как начались годы упорных тренировок и еженедельных боев – поединков не за деньги или славу, а за выживание. Когда-то он возвращался домой вымотанный, и не было сил садиться за уроки, их надо было делать, а в голову не лезли ни пифагоровы штаны, ни законы Ома. Перед глазами вставала одна и та же картинка – он выходит на ринг и приветствует своих болельщиков, которым только что показали чемпионский пояс. Бой будет именно за него… Но мечта сидела в его голове долго, потому-то, наверное, Алексей в двадцать три года согласился на уговоры проходимца Метлицкого и ушел в профессионалы – без необходимого опыта и должной подготовки.

Метелин не смотрел телевизор, радио не включал, не залезал в интернет и не заглядывал в газеты: его не интересовало, что пишет о предстоящем бое пресса. Беседовал об этом только с тренером.

– У тебя хороший удар, ты передвигаешься по рингу – любо-дорого смотреть, – говорил Гусев. – Но ты не проводил долгих боев. На тренировках тебя хватает, но бой совсем другое: тебя вымотают и скорость работы на ринге, и пропущенные удары, и собственные промахи, когда ты вкладываешься в удар, а потом не попадаешь. Но даже если ты не будешь двигаться, и соперник тоже, если даже вы оба будете стоять, то устанете от напряжения, которое кипит в каждом из вас. Вопрос не в том, кто физически крепче, важно, кто сильнее духом. Оласьело – поразительный боксер: если честно, то я им восхищаюсь. Техника, выносливость… он и удары держит поразительно стойко – словно не замечая их вовсе. А тебе надо не только выстоять, но и победить нокаутом. Потому что при равном бое победу все равно отдадут ему, даже если ты будешь вести по очкам, все равно Оласьело победит, потому что все определяет Дон Кинг: он назначает судей, а те работают так, чтобы в следующий раз назначили опять же их. Кто-то считает, что он их покупает, кто-то думает, что судьи его боятся – не в этом дело: ты должен работать так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, и, конечно, желателен нокаут. В твою победу команда соперника не верит, потому-то они изменили контракт, думая, что получат больше. Они знают, что их человек не проиграет, потому что рано или поздно Оласьело попадет, а удар у него… Ну ты видел. А знаешь, как с испанского переводится его прозвище?