лежит иней, холодно, пальцы мёрзнут, только днём отогреваемся, а вечером опять мёрзнем. Набиваем фартуки хлопком, потом закидываем их через плечо и через всё поле тащим на хирман (пункт сдачи хлопка). И так несколько раз за день. Обедаем в поле, вечером дома валимся с ног. Ты знаешь, а я ведь до сих пор не научилась носить тюк хлопка на голове, как это делают узбечки, – она улыбнулась, вспомнив неудачные попытки водрузить на свою голову тюк, и продолжила, – со временем мы привыкли и к арычной воде. Научились ею пользоваться без вреда здоровью. Узбеки эту воду отстаивают, потом пьют, ну и мы так стали делать. Она проточная, поэтому более-менее чистая. Как они говорят: «Вода семь раз обернётся и уже считается чистой». Да… всякое было. Здесь я познакомилась с Абдуллой. Он приехал сюда уже одиноким. По дороге его жена умерла из-за астмы, не выдержала жары и духоты. Детей у них не было. Мы с ним поженились и начали строить свой дом. Строили из того, что было под рукой. Почва здесь глинистая. Делали кирпичи из этой земли, мешали её с камышом и сеном. Кирпичи сушили на солнце. Потом готовые стены обмазывали глиной несколько раз. Как видишь, получился добротный дом, в нём тепло, а в жару прохладно. Дочка у нас родилась, Садие. Сегодня оставили её у соседки, когда поехали тебя встречать. Сейчас она спит. Ей исполнилось шесть лет, завтра увидишь свою сестрёнку.

– Хорошо, а моему сыну два годика. Когда я смогу его привезти? – спросила Айше.

– Подожди, устройся на работу. Может, замуж выйдешь, жильё тебе надо. Успеешь, заберёшь. Для твоего сына у Османа всё есть: своя комната, игрушки, хорошая еда. А здесь всего этого пока не будет. Давай спать. Завтра рано утром тебе ехать за направлением в Пайшанбе, а нам в поле.

– Вот, Айше, ложись, раньше мы курпачи и подушки соломой набивали. Хоть и работали на хлопке, но его трогать было нельзя.

Расстелив на полу курпачи (тонкие, узкие матрасы, наполненные очищенным от семян хлопком), Медине погасила керосиновую лампу и, пожелав племяннице спокойной ночи, удалилась в комнату, где давно уже спал её муж. А Айше перед сном решила подышать свежим воздухом и вышла во двор.

Было темно, светил только молодой месяц, окружённый миллиардами сверкающих звёзд. Она уже отвыкла от чистого безоблачного неба, а здесь все звёзды видны как на ладони. Улыбаясь она подняла голову к зияющей небесной, ночной пустоте, глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух, наполненный ароматами свежевспаханной земли, трав и цветов. Немного постояв, зашла в дом и только положила голову на подушку, сразу же впала в глубокий сон.

Утром её разбудило яркое солнце. Медине была уже во дворе и разжигала тандыр – печь, по форме напоминающая кувшин.

– С добрым утром, Медине-абла! – поприветствовала тётю Айше.

– С добрым утром!

– Ты уже проснулась? Давай, помогу.

– Смотри, это стебли хлопчатника, – сказала Медине, – на узбекском языке они называются «гузапойя», ими мы разжигаем печь, тандыр и самовар.

Медине стала ломать стебли, Айше тоже присоединилась к этому занятию.

– А мы в леспромхозе ветками от деревьев печь топили или дровами. Сначала их надо было высушивать, там ведь почти всегда сыро. Заготавливали дрова на зиму.

– Ты часто простывала? Там же очень холодно, – спросила Медине.

– Болела, но ничего, постепенно закалилась, пришлось. Что ты сейчас будешь делать?

– Узбекский хлеб – нон, русские называют его лепёшкой, – ответила Медине, – каждое утро пеку.

Потом она принялась месить тесто на лепёшки. Айше смотрела за ловкими движениями тёти. Раскатав шарики, она превращала их в круглые лепёшки. Затем надавливала костяшками пальцев на середину теста, а потом быстрым движением руки лепила их на стенки разогретого тандыра. Племянницу она попросила наполнить самовар отстоявшейся водой из вёдер и разжечь его стеблями хлопчатника. Как только лепёшки подрумянились, Медине железным крюком цепляла готовые лепёшки и кидала на столик возле тандыра. Вскоре самовар закипел, и на дастархане, рядом с хрустящими лепёшками, появился чайник с горячим зелёным чаем, а вокруг чайника синие пиалы. Медине пожила на дастархан урюк, черешню, сухофрукты, варёные яйца, разломила лепёшки. Завтрак был готов. Подошёл Абдулла. После завтрака тётя отправила племянницу с соседом на его арбе, запряжённой ишаком, до райцентра Пайшанбе.

Айше зашла в кабинет к начальнику спецкомендатуры. Перед ней сидел молодой офицер госбезопасности. Он оторвал свой взгляд от бумаг на столе и взглянул на неё. Несмотря на молодость у него были серьёзные, вдумчивые глаза и проницательный взгляд. Он встал из-за стола и подошёл к Айше. Перед ней во весь высокий рост стоял подтянутый молодой мужчина лет тридцати. Атлетический склад фигуры и должность придавали ему весомость и значимость. По сравнению с ним девушка казалась маленькой птичкой и поэтому смотрела на него, подняв глаза. Она заметила у него на шее большой шрам и проседь в волосах, которые говорили о его фронтовой молодости.

– Ваше имя, фамилия? – строго спросил он.

Айше назвала имя, фамилию и передала ему документы.

– Вы кто по профессии? Образование есть?

– У меня нет образования, – ответила она, – до войны я успела закончить только восемь классов.

– Понятно. Что же мне с тобой делать? – незаметно для себя он перешёл на ты и задумался.

Анвар-ака, так спецпоселенцы звали этого офицера, прохаживался по комнате и, поглядывая на Айше, долго думал: «На какие работы определить эту маленькую, хрупкую молодую женщину?»

– Будешь работать в Каттакургане. Пойдёшь в райпотребсоюз, там определят твоё место работы, – наконец принял решение Анвар-ака и, начеркав что-то на бумажке, он уверенно протянул её девушке, – вот направление, иди, устраивайся, а я пока подумаю: куда тебя отправить учиться, и вызову, как решится вопрос.

В отделе кадров райпотребсоюза её оформили на работу продавцом в ларёк, познакомили с рабочим местом. Айше сняла в городе комнату у одной узбекской семьи и начала работать. Еженедельно она ходила пешком за семнадцать километров в Пайшанбе отмечаться в спецкомендатуре и сразу же возвращалась обратно. Когда спустя три месяца она пришла в очередной раз на отметку, Анвар-ака вручил ей направление на курсы торговых работников в город Ташкент.

– Поедешь в столицу, – сказал он. – Как приедешь, сразу отметишься в спецкомендатуре по месту учёбы о прибытии.

На следующий же день Айше выехала в Ташкент. Ночью, лёжа на верхней полке плацкартного вагона, она прислушивалась к уже привычному шуму железной дороги: звукам рожков, предупреждавших о приближении другого состава, лязгу буферов, гудкам локомотивов встречных поездов. Эти звуки уже не тревожили её, а наоборот успокаивали. Под монотонный