— Просто быть готовыми, — ответил я. — Мы выйдем из поезда, а потом с вокзала. Там проходит граница между макетом фирмы «Лайонел» и реальным миром. Там я попаду во временной карман. В нём нет кислорода: воздух точно желе. И жуткий шум. В Лос-Анджелесе я чуть не умер. Ты меня протолкни. Или протащи. Только побыстрее.

— А со мной это тоже произойдёт?

— Скорее всего, нет. Ты же не выходила из поезда. Ты просто вернёшься в свой двадцать шестой год, без всяких временных карманов. Зато мне поможешь. — Я вздохнул. — Это очень тяжело. Не знаю, хватит ли сил…

— Я пропихну тебя в Нью-Йорк, Оскар! — пообещала Клер. — Я сильная. А когда доберёмся домой, проведу тебя в дом по чёрной лестнице. Потом подумаем, что делать дальше.

Я присвистнул и сказал:

— Я буду совсем маленьким! Приготовишкой! А папа далеко-далеко. А тебе ещё всыпят за побег по первое число. М-да, попали мы в переплёт.

Клер сидела на верхней полке, не шевелясь, лишь слегка покачивалась от движения поезда, а он, стуча колёсами на стыках рельсов, катил по бесконечной, как Россия, Пенсильвании. Клер прищурилась.

— Нам надо держаться вместе, Оскар, — твёрдо сказала она. — Мы с тобой — единственные в мире люди, которые ездили на игрушечных поездах.

Наконец мы оказались в Нью-Джерси, и «Президент» даже притормозил, поравнявшись с грязным жёлтым вокзальчиком Ньюарка. Потом снова разогнался и нырнул в длинный туннель. А через две минуты наконец остановился, словно обессиленный марафонец после финиша, на Центральном вокзале Нью-Йорка.

Клер тут же схватила меня за руку:

— Скорей, Оскар! Бежим, пока проводники опять все двери не опечатали.

Заволновалась она недаром: на платформе, расставив ноги и уперев руки в боки, стоял Гарри. Увидев нас, он даже рот раскрыл от изумления. Мы пустились бежать, а он устремился следом с криками: «Эй, стойте! Вы! Вернитесь!» Но Клер прекрасно знала, как можно быстро скрыться от преследования. Спустя пару мгновений мы затерялись в толпе.

— Куда идём? — спросил я на ходу.

— В метро. На станцию «Лексингтон-авеню», — ответила Клер, перекрикивая шум. — Оскар, ты мне обязательно скажи, когда наткнёшься на эту… невидимую стену. Ладно? — Она ловко лавировала в потоке пассажиров, приехавших на пригородных поездах и поездах дальнего следования. Я бежал за Клер по пятам. И вдруг — всё. Больше не могу сделать ни шагу.

— Вот она! — крикнул я. — Вот стена. Клер, я её не вижу, но чувствую. А ты?

Перед Клер никаких стен не выросло. Она как была, так и осталась в собственном времени. Зато она тут же остановилась и, вернувшись ко мне, надёжно подхватила меня сзади под мышки. Затем буквально отодвинула толстую тётку с двумя огромными сумками и пропихнула меня вперёд. Не успев замедлить шаг, толстуха наткнулась на нас и всем своим весом продвинула ещё немного вперёд.

— Что ж вы за дети такие! — возмутилась она. — Совсем вести себя не умеете!

Клер ответила, но как именно — я уже не услышал. Вместо этого миллион стеклянных шариков разом обрушился на жестяную крышу. Воздух загустел, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сердце застучало, заколотилось, забухало…

Но невидимую стену я преодолел. Сначала почувствовал, как Клер тащит меня чуть не волоком, потом ощутил под ногами кафельные плитки пола. Подняв глаза, я увидел красную мозаичную надпись «42-я улица — Центральный вокзал» — точно такую же, как на макетах фирмы «Лайонел». Клер уверенно, точно у себя дома, побежала вниз по лестнице. Я кубарем покатился следом и шлёпнулся на грязный каменный пол перед газетным киоском.

— Оскар! Это ты? — неуверенно спросила Клер, наклонившись надо мной.

Я вроде бы задышал. Но вдохи получались короткие, неглубокие, и нестерпимо болела грудь. Рёбра, похоже, переломаны. Как же я пойду дальше?

— Оскар? — Клер отряхивала меня, но смотрела по-прежнему недоверчиво. — Ты совсем малыш! Это в самом деле ты?

— Я. Только встать не могу. — Слова пока выговаривались с трудом.

Как раз над моей головой вращался стенд со свежими газетами. «Рождественские распродажи!» — прочитал я. — «Налетай — подешевело!»

Дата на всех газетах была одна и та же: 31 декабря 1926 года.

— Куда… бегут… все… эти люди? — спросил я, набирая по чуть-чуть воздуха для каждого слова. Молодёжь и старики, высоченные люди и коротышки сновали мимо нас туда-сюда, и топот сотен ног отдавался в моей голове. Меня даже задевали портфелями и сумками, но извиняться в Нью-Йорке, видимо, было не принято.

— Тут всегда полно народу, даже ночью, — сказала Клер. — Это же нью-йоркская подземка, да ещё около Центрального вокзала.

Клер буквально внесла меня в вагон, так как я почти не мог двигаться самостоятельно, словно меня загипсовали с головы до ног. Мы ехали по самой загруженной линии метро, той, что проходит через Манхэттен. Ехали домой к Клер — в сторону Семнадцатой улицы. Вагон сильно дёргало и качало. А вместе с ним и моё тело. Как же больно!

— Сейчас умру, — прошептал я. — Прямо здесь и умру.

Приоткрыв один глаз, я попытался понять, где нахожусь. В постели, это ясно — но где? И кто уложил меня в постель? Дорога помнилась смутно. Подземка… вагон трясёт… дикая боль в груди… десять маршей чёрной лестницы… по одному шажочку вверх… по одной ступеньке… Я вспомнил, как рыдал! Боже, до чего стыдно!

Сейчас, в постели, мне было вполне уютно. В квартире у Клер царили знакомые запахи ворсистых восточных ковров и лимонной полироли. Из кухни тянуло ванильной выпечкой. Тут готовят на настоящем масле.

Так, теперь проверим, что от меня осталось. Я осторожно ощупал всё тело. Грудь — узкая грудная клетка шестилетнего мальчишки — аккуратно стянута бинтом. И рёбра вроде почти не болят.

— Привет, Оскар, — сказала Клер. — Хочешь есть?

Я кивнул и, неловко подтянувшись, уселся в кровати, откинувшись на подушки — мягкие, как два облачка.

Клер накормила меня с ложки тёплым мясным бульоном. И сил у меня ощутимо прибавилось. Потом она дала мне стакан молока и две таблетки аспирина. В комнате было сумрачно.

— Клер, где это мы? — спросил я, послушно приняв лекарство.

— Дома, в комнате для прислуги на третьем этаже. У нас трёхэтажная квартира. Никто не знает, что мы здесь, кроме Лизл, нашей горничной, а она не проговорится, потому что я отдала ей бабушкин подарок на Рождество — подарочный сертификат в «Бонуит Теллер». Это такой шикарный магазин на Пятой авеню. Так что Лизл ушла приодеться, и вообще у неё выходной. Всех слуг отпустили на Новый год. Тут никого нет.

Я не стал выяснять, что такое подарочный сертификат. Важно было другое.