Сирил ещё раз грубо выругался, но последовал за капралом. В это время на тот путь, где недавно стоял «Золотой штат», из-за поворота выехал новый поезд. Он не сбавлял скорость, но выбора у меня не было. Завидев открытую дверь вагона, я примерился и запрыгнул в поезд на ходу.

Внутри я сразу почувствовал себя в безопасности.

— Исчезни! — процедил я сквозь зубы, имея в виду не только Сирила, но весь сорок первый год. Куда идёт поезд, я не знал, но меня это совершенно не заботило. Да куда угодно! Хоть в Тимбукту! Едва Лос-Анджелес остался позади, я обессилено рухнул на нижнюю полку в одном из шикарно отделанных спальных вагонов и долго лежал, не решаясь даже пошевелиться.

Когда я всё-таки взглянул в окно, пейзаж не сказал мне ровным счётом ни о чём. Где я еду? Куда? В Техас? В Луизиану? На каком поезде?

Шли часы, но никто ко мне в купе не подсел. А я так ждал, чтобы беззаботный молодой человек разбудил меня посреди ночи, напевая развесёлую студенческую песенку! Я скучал по Голландцу. Мы бы с ним сейчас ели бифштекс… и мороженое… А ещё я очень скучал по папе. Он хоть понимает, что на это раз у меня получилось? Что я еду обратно в тридцать первый год? Что я получу награду от мистера Петтишанкса — и тогда папа сможет вернуться в Кейро? Что он снова будет молодым?

Поезд пронзительно свистнул, расставаясь с ровной каменистой местностью, и начал медленно подниматься в горы. Значит, мы точно двигаемся на восток!

В поезде было непривычно тихо. Даже не слышно проводников, а ведь они должны объявлять остановки и приглашать в вагон-ресторан. Интересно, какой железнодорожной компании принадлежит этот поезд? «Атчисон-Топека»? Или «Канадской Тихоокеанской»? Голова у меня раскалывалась, в висках стучало. Я больше не мог думать и закрыл глаза. И тут же заснул.

Во сне мне явилась разъярённая Джоан Кроуфорд. Она трясла чёрными, как вороново крыло, кудрями и что-то кричала, но я видел только движение губ, а звука не слышал. Зато было понятно, что гневается она на Сирила Петтишанкса: одной рукой она схватила его за шиворот, а другой, размахнувшись, разбила об его голову хрустальный графин. Чтоб не смел больше трогать поезда её сына! Чтоб неповадно было!

От этих кошмаров я в какой-то момент проснулся. Потом, решив умыться и привести себя в порядок, потянулся за фирменным набором туалетных принадлежностей. И увидел эмблему! На упаковке с мылом и щёткой стояла печать: «Президент». Я еду на том самом поезде! На опытном образце «Президента». Эх, жаль, что папа меня не видит! Но нас с папой уже разделяет много сотен километров…

Почистив зубы, я искоса взглянул в зеркало. И увидел тощего, как цыплёнок, мальчика. Руки, как палочки. Щёки гладкие. Никаких шрамов от стёкол на лице. Грудь красная, даже лиловая, словно переспелая слива. Но это уже неважно, сказал я себе. Пройдёт! Главное, что мне снова одиннадцать лет!

Я радостно расстегнул молнию на новой сумке и извлёк оттуда мальчишечью одежду. Переоделся и провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся почти в полдень. В поезде было тихо, как в церкви. За окном простирался зимний и по-прежнему малоинтересный пейзаж. Осознав, что сильно проголодался, я направился в вагон-ресторан, но там было пусто. Ни белых накрахмаленных скатертей, ни серебряных ножей и вилок, ни приветливого швейцара и официантов, которые одним ловким движением расстилают салфетку у тебя на коленях или повязывают её тебе на шею… За окном вырастали и тут же уплывали назад красноватые скалы — точно огромный нож убирал кожуру с поверхности круглой, как яблоко, планеты. Похоже на штат Нью-Мексико. Но станционные платформы мелькали так быстро, что я не успевал читать названия.

И вдруг я заметил её. На вид моя ровесница, лет одиннадцати, с косичками. Девочка сидела ровно, выпрямив спину, на синем бархатном сиденье.

— Здравствуй! — сказала она.

Но я не успел ответить. Потому что внезапно распахнулась дверь и в вагон-ресторан вошёл проводник. Смерив нас сердитым взглядом, он спросил:

— Как ты оказалась в этом поезде, девочка? И ты, маленький побирушка? Откуда вы взялись?

— Не ваше дело, — ответила девочка, тряхнув косичками. — Села в поезд, и всё тут.

— Что это за поезд, сэр? — вежливо поинтересовался я.

— Идёт обкатка! Пробный прогон! — Возмущению проводника не было предела. — Никаких пассажиров! Никакой еды!

— А что за маршрут? — спросил я. Хотя заранее знал ответ. Осталось вспомнить, какой режим движения для этого поезда установил папа вчера вечером — с остановкой в Чикаго или прямиком до Нью-Йорка.

— Все вагоны были опечатаны, — продолжал возмущаться проводник. — Вход и выход запрещён. Как вы попали сюда, дети?.. Так, посидите-ка тут! Никуда не уходите…

Голос проводника внезапно смягчился, подобрел, словно он уговаривал загнанную в угол собаку подождать, пока он сходит за поводком и ошейником. Не сводя с нас глаз, он пятился до самой двери в соседний вагон. Ну, точно, сейчас приведёт оттуда охранника, и нас арестуют. А бежать некуда. Вагон-ресторан, названный в честь Джорджа Вашингтона, прицеплен в самом хвосте поезда. Скорость — километров сто двадцать в час, а то и сто тридцать. Что, интересно, с нами сделают? С девочкой и со мной?

Едва проводник скрылся, я скомандовал:

— Падай на пол! — И сам подал пример.

Девочка послушалась без раздумий и, уже с пола, спросила:

— Кто ты?

— Это неважно, — ответил я. — Проводник сейчас вернётся!

— Тогда я вообще пропала. И без него весёлого мало.

Я схватил её за руку. Холодная. Дрожит.

— Видишь шкафчик под сиденьем? — прошептал я. — Твои ноги в него упираются! Рядом кнопку видишь?.. Нажимай и лезь внутрь! Быстрее! Может, проводник ещё не знает, как устроен этот поезд.

Эти потайные шкафчики папа показал мне как раз вчера вечером — коснулся их тоненькой отвёрткой и объяснил, что сюда загружают продукты, запас на всё время пути. Но сейчас в поезде не было ни поваров, ни пассажиров. Шкафчики пустовали. Я нажал кнопку под сиденьем напротив и, когда дверца отъехала, тоже забрался внутрь.

Девчонка зашептала через вентиляционную щель:

— Если нас найдут, они остановят поезд и высадят нас в чистом поле. Или бросят меня в тюрьму и вызовут родителей. Ужас! — Под конец она уже говорила громко, в полный голос, потому что отчаянно пыталась перекричать стук колёс.

Послышались шаги. Я закрыл свой шкафчик и затаил дыхание. Похоже, сюда идут трое. Поначалу они искали молча: только шаркали взад-вперёд по вагону, топтались на месте и хлопали всякими дверцами.

Наконец незнакомый голос — густой баритон — произнёс что-то невнятное, а потом громко и чётко прибавил:

— Гарри, тебе померещилось. Может, на пенсию пора?

— Как перед Богом! — заговорил проводник. — Клянусь! Всем самым-самым! Вот тут и сидели! Я их ясно видел. Мальчишка-заморыш, вороватый такой. И девчонка. С косичками, в туфлях с ремешком.