Брови Алисы взлетели, а затем недоумение сменилось улыбкой.

– В постель? Что ты, Кирилл! Я же тебя люблю.

Ее признание нисколько не тронуло его.

– Тогда какого хрена?...

– Боялась, что ты запретишь мне гулять. – Алисавиновато, как ребенок, посмотрела на него. – Он такой милый... По крышеменя водил как-то раз. Нет-нет, не подумай, – заторопилась она, – этоне опасно! Я просто не хотела тебя огорчать.

Она помолчала, изучая его лицо, и добавила расстроенно:

– Я что-то не так сделала? Ты сердишься?

– Посиди пока, – приказал Кирилл, не отвечая на еевопрос, и кивком указал Туканову на дверь.

Когда они вышли, секретаршу Ниночку словно ветром сдуло: зачто ценил ее Кручинин, так это за способность улавливать его настроение.

– Ну? – Он обернулся к подчиненному. – Безрастекания мыслию по древу, коротко и ясно.

– Кирилл Андреевич, только в одном месте был скачок чутьвыше...

– Вот этого мне не надо! – перебил Кручинин. – Проскачки кому-нибудь другому рассказывай. Мне нужно одно знать: где она врет, агде нет.

– По показаниям прибора – нигде не врет.

– Ясно...

Кирилл постоял минуту, сохраняя хорошо знакомое Тукановунепроницаемое выражение лица, означавшее, что кому-то ничего хорошего ждать отшефа не придется.

– Тогда вот что...

Роман вышел из машины и нажал на кнопку: пропела послушнаясигнализация, и он небрежным жестом сунул ключи в карман. У него было варсенале несколько таких жестов – красивых, специально отработанных... Онинравились ему самому, и он сделал их своей привычкой.

Настроение у Романа было паршиво-озабоченное, и та егочасть, которая чувствовала себя паршиво, предложила вызвать такси, отправитьсяв какой-нибудь клуб, снять там красивую девочку и беззаботно провести ночь.Однако та часть, что была озабочена происходящим, напомнила о проведенной«чистке мозгов ершиком для унитаза» – так эту процедуру именовал его шеф.

Чистку провела клиентка, и сделала это так, что Роман и всамом деле на короткое время ощутил себя фаянсовым изделием. Чувство было оченьнеприятное, но Роман, будучи человеком неглупым, понимал, что взбучку онзаслужил. Случайные совпадения, накладки и прочие неудачи списываются не нагоспода бога, а на исполнителя, провалившего операцию. С бога слишком сложноспросить – по крайней мере, на этом свете.

Но когда Владимир сказал, что пока оставляет его на задании,потому что лучшей кандидатуры нет, Роман едва не взвыл. Он не хотел большезаниматься странной девчонкой! Об этом он заявлять не стал, но высказалсянедвусмысленно: Алиса Кручинина слишком увлечена своим мужем, и оттого Романрасценивает шансы на успех как крайне низкие. Он признает, сказал Роман, что вовсем случившемся есть его вина, и поэтому понесет любое наказание, включаявозвращение части – он умело подчеркнул «части» – своего гонорара.

Идея с возвращением гонорара Володе, ясное дело, пришлась непо душе. Но дело было не в нем. Дело было в этой упертой тетке, Венесборг,которая заявила, что нет такой женщины, которую нельзя было бы обольстить ивлюбить в себя при правильном подходе.

В этот свой визит она выглядела очень возбужденной – впротивовес прошлой встрече, когда Роману показалось, что они имеют дело сайсбергом: завораживающе красивым, безупречным, но все-таки айсбергом, водоплавающейледышкой. И несмотря на то что у Венесборг нашлись довольно колкие слова в егоадрес, у Романа все равно осталось впечатление, что она чем-то довольна.

И она не хотела верить Роману, что Алиса Кручинина влюбленав своего мужа. С неожиданным упрямством и даже прорезавшейся злостью, которуюВенесборг тщетно пыталась скрыть, она сообщила, что не стоит оправдывать своипровалы обстоятельствами, не имеющими отношения к заданию, а на изумленноезамечание Володи «как же не имеют, когда имеют!» отреагировала так резко, чтотот предпочел замолчать и слушать ее без комментариев.

По результатам молчания и был вынесен приговор: Романзанимается девушкой, исправляет последствия своей ошибки, гарцует и увиваетсявокруг нее, не будучи при этом чрезмерно назойливым. А Венесборг пообещала, чтона следующий раз приведет специалиста, который составит психологический портретАлисы Кручининой и расскажет, где тот золотой ключик, который им так нужен.

«Мне стоило сделать это сразу, – сказала клиентка, имеяв виду психолога. – Но кто же знал, что вашего профессионализма нехватит...»

Они это проглотили. И психолога, и профессионализм.

Размышляя о том, каков будет вердикт психолога, Роман пошелк подъезду. Солнце садилось, и длинные, словно залитые черной краской тени отстолбов казались объемными. Перешагнув через последнюю, Рома хлопнул покарману, проверяя, на месте ли ключи, которые он сунул туда полминуты назад, ав следующую секунду его ударили в левый бок.

Нападение было настолько неожиданным, что никакие рефлексыне помогли Роману защититься, а страшная боль от удара – ему показалось, чтовнутри лопнул пузырь и залил кровью внутренности – не оставила ни малейшегошанса применить на практике те приемы, которым учили его на занятиях кунг-фууже год. Он с хрипом завалился на черную полосу тени и приложился скулой обордюр, успев подумать о том, что ключи от удара выпадут из кармана.

Их было двое, и они били его со сноровкой людей, привыкшихдобросовестно заниматься превращением человеческих тел в нечто нечеловеческое.Кроме боли, Роман ощущал только звуки – не слухом, а каким-то другим чувством:отвратительно хрустнул сломанный нос, глухим ударом, как отсыревшая ватнаяподушка, брошенная на землю, отозвался желудок, а ребра затрещали сухимиветками, которые пожирал хищный огонь. Затем огонь охватил Романа изнутрицеликом – он не мог сказать, на каком по счету ударе, потому что пересталразличать их уже на пятом и воспринимал как непрерывную жуткую боль,усиливавшуюся то в одной части его тела, то в другой.

Когда его перестали бить, он замер, скрючившись, подкустами, прислушиваясь к новым странным звукам: как будто кто-то выпускал извоздушного шарика воздух, время от времени пережимая отверстие, и тот выходил снегромким свистом. Понимание, что он слышит собственное дыхание, пришлоодновременно с осознанием того, что горячая пахнущая жидкость, от которойнамокли его джинсы, – не кровь.

Над ним наклонились, и, различив сквозь щелочки опухших векочертания человеческой фигуры, Роман прохрипел:

– Помоги...

Человек присел на корточки, и запыхавшийся голос сказал надсамым его ухом, отчетливо выговаривая слова:

– Еще раз окажешься возле Алисы Кручининой, останешься безяиц. Понимать надо буквально, а не как фигуру речи. А Венесборг скажи, чтоследующая очередь – ее.