— Набур здесь? — требовательно спросил он.

Из дальнего угла комнаты выступил высокий человек.

— Я Набур. — Он был молод, узкое надменное лицо было чисто выбрито, и, если бы не римская тога, его можно было бы принять за друида. — Набур ап Лвид, — сухо представился он.

— У тебя есть дети, Набур? — спросил Артур.

— Трое из тех, кто выжил, лорд. Два мальчика и девочка, ровесница нашего короля Мордреда.

— А есть ли в Дурноварии друид или бард?

— Бард Дерелла, лорд.

Артур перебросился несколькими тихими словами с Бедвином, тот согласно кивнул, и Артур благосклонно улыбнулся Набуру.

— Возьмешь ли ты под свою опеку короля?

— С удовольствием, лорд.

— Ты можешь учить его своей религии, Набур ап Лвид, но только в присутствии Дереллы. А когда мальчику минет пять лет, бард Дерелла должен стать его наставником. Ты получишь из сокровищницы половину королевского содержания, к тому же будут оплачиваться и двадцать стражников, обязанных постоянно быть около нашего лорда Мордреда. За его жизнь в ответе и ты, и вся твоя семья. Согласен?

Набур побледнел, услышав, что в случае смерти Мордреда умрут его жена и дети, но медленно кивнул в знак согласия. Конечно, риск того стоил, ибо, становясь опекуном и стражником короля, Набур попадал в самый центр власти Думнонии.

— Я согласен, лорд, — сказал он.

Теперь оставалось решить судьбу Лэдвис, любовницы Гундлеуса и рабыни Овейна. Женщину привели в зал, и она стояла перед Артуром, вызывающе глядя на своих судей.

— Сегодня, — проговорил Артур, — я отправляюсь в Кориниум, где в плену содержится твой муж. Ты хочешь поехать с нами?

— Чтобы вы могли унижать меня и дальше? — гневно выкрикнула она.

Ни издевательства, ни грубость Овейна не смогли сломить эту гордую женщину.

Артуру явно не понравился ее враждебный тон, но он сдержался и лишь нахмурился.

— Чтобы ты могла быть с ним, леди, — мягко ответил он. — Твой муж, конечно, пленник, но у него есть дом не хуже этого, хотя он и под охраной. Ты сможешь жить с ним уединенно и спокойно, если захочешь этого.

Глаза Лэдвис наполнились слезами.

— Он может не захотеть меня, опоганенную.

Артур пожал плечами.

— Решать за Гундлеуса я не могу. Слово за тобой. Если пожелаешь остаться здесь, никто не станет препятствовать. Смерть Овейна означает, что ты свободна.

Лэдвис, казалось, была смущена и обескуражена великодушием Артура. Судорога перехватила ей горло. Справившись с волнением, Лэдвис кивнула.

— Я поеду, лорд.

— Хорошо! — Артур встал и отнес свой стул к дальней стене, предложив Лэдвис сесть. Потом он повернулся к собравшимся советникам, копьеносцам и вождям. — Мне осталось сказать вам совсем немного. Но то, что услышите, вы должны повторить своим людям, своим семьям, своим племенам и родам. Наш король — Мордред, и никто иной, и только Мордреду принадлежат наша жизнь, наша преданность и наши мечи. Но если в эти годы королевство окажется перед лицом врага, появится нужда в сильных решениях, всегда найдутся люди, которые станут нашептывать, что я желаю узурпировать королевскую власть. Вас даже попытаются убедить, что я хочу заменить короля. Поэтому сейчас перед вами и перед нашими друзьями из Гвента и Кернова, — Артур сделал любезный поклон в сторону Агриколы и Тристана, — позвольте поклясться, что я буду использовать власть, которую вы мне вручили, только до того дня, когда Мордред достигнет нужного возраста и примет из моих рук королевство. Клянусь!

Он умолк.

В зале возникло легкое движение. До сего момента никто еще до конца так и не понял, что Артур взял власть в Думнонии в свои руки. Пока он сидел за столом вместе с Бедвином и Герайнтом, всем казалось, что все трое равны. Но теперь, после неожиданной речи Артура, стало ясно, что с молчаливого согласия Бедвина и Герайнта он стал единственным властителем. Само собой получилось, что Бед вину остается править внутри страны, Герайнт будет охранять границу с саксами, а Артур двинется на север навстречу войску Повиса. Я уже знал, а может, это было известно и Бедвину, что Артур собирается в скором будущем прийти к миру с королевством Горфиддида, но пока будет продолжать войну.

Днем на север двинулся огромный отряд. Артур в сопровождении двух воинов и неизменного своего слуги Хигвидда ехал впереди с Агриколой и его людьми. Моргана, Лэдвис и Линет тряслись в телеге, а я вместе с Нимуэ шагал пешком. Ночь мы провели на Торе, где Гвилиддин успел кое-что поправить и восстановить: высился новый частокол, а на основании старой башни возвели другую. Ралла была вновь беременна. Пеллинор не узнал меня, он метался в своей клетке, полагая, что находится в карауле, и выкрикивал приказы воображаемым копьеносцам. Друидан заигрывал с Лэдвис. А Гудован повел меня на северный склон Тора и показал могилу Хьюэла, а потом повел Артура к храму Священного Терновника, где рядом с чудесным деревом была похоронена святая Норвенна.

На следующее утро я распрощался с Морганой и Нимуэ. Небо снова очистилось, дул освежающий холодный ветер. Я направлялся вместе с Артуром на север.

* * *

Весной у меня родился сын. Через три дня он умер, но еще много дней после этого мне виделось маленькое сморщенное личико. И при этом воспоминании слезы навертывались мне на глаза. Он родился здоровеньким. Но однажды утром, войдя на кухню, — его люлька из простыни висела высоко над полом, чтобы малыша не съели свиньи или собаки, — я увидел, что сын мертв. Линет горевала не меньше, чем я, но в смерти ребенка обвиняла меня, утверждая, что воздух в Кориниуме чумной, хотя сам город пришелся ей по душе. Ей нравились чистые римские здания и ее собственный маленький кирпичный домик, глядевший на вымощенную камнем улицу. Она каким-то образом сошлась и подружилась с Эйллеанн, любовницей Артура, и с двумя их сыновьями Амхаром и Лохольтом. Мне тоже нравилась Эйллеанн, но мальчишки были просто демонами. Артур баловал их, чувствуя свою вину в том, что они, как и он сам, были не настоящими сыновьями, не наследниками, а бастардами, которым придется самим прокладывать себе дорогу в этом суровом мире. Ни разу я не видел, чтобы их наказывали. Впрочем, когда они пытались выяснить, как устроены глаза у щенка, орудуя при этом кухонным ножом, я дал им хорошего тумака. Щенок ослеп, и я, жалеючи его, поскорей прикончил собачонку. Артур тоже пожалел щенка, но твердо сказал, что не мое дело наказывать его мальчиков. Однако Эйллеанн, по-моему, не сердилась.

Она была постоянно печальна, понимая, что дни ее совместной жизни с Артуром сочтены. Ее любимый мужчина стал правителем самого сильного королевства в Британии, и ему пристало жениться на той, что достойна его высокого положения. Я знал, что в невесты Артуру прочат Кайнвин, прекрасную принцессу Повиса, подозревал, что и Эйллеанн это известно. Она хотела вернуться в Беноик, но Артур не позволил своим сыновьям покидать страну. Эйллеанн знала, что Артур не бросит ее на произвол судьбы, но и не станет унижать королевскую жену, держа при себе любовницу. И печаль ее углублялась, хотя светлая весна уже раздала деревьям листья, расцветила землю.