Гриффид знал, что Нимуэ была возлюбленной Мерлина и обладала силой друида. Он весь дрожал от страха перед ее проклятием.

— Прошу тебя, — проблеял он, когда Нимуэ воззрилась на него.

Она проскользнула мимо опущенного к земле копья и с размаху ударила Гриффида посохом.

— Лечь! — тихо, но грозно произнесла она. — Все! Лицом вниз! — Она ударила Майнака. — Ложись!

Они покорно плюхнулись в грязь. Нимуэ прошла по лежащим телам, как по настилу. Поступь ее была легка, но проклятие давило сильнее камня.

— Ваши жизни — мои, — говорила она, шагая по затаившим дыхание мужчинам. — Ваши смерти в моей руке. Ваши души — мои игральные кости. И каждое утро, проснувшись живыми, вы станете благодарить меня за это, как за благодеяние. И каждый вечер вы будете молиться, чтобы я не увидела ваши грязные хари во сне. Гриффид ап Аннан, поклянись в верности Дерфелю. Поцелуй его меч. На колени, собака! На колени!

Я попытался возразить, что эти люди не должны присягать мне на верность, но Нимуэ ожгла меня гневным взглядом и приказала обнажить меч. Один за другим с искаженными страхом, испачканными в грязи лицами мои старые товарищи становились на колени, чтобы поцеловать кончик клинка Хьюэлбейна. Клятва не делала меня предводителем этих людей, но ограждала от их мести. Нимуэ пригрозила, что стоит им нарушить клятву, как душа каждого из них будет обречена на вечное скитание в Потустороннем мире и никогда не найдет нового тела, чтобы вновь появиться на этой зеленеющей, залитой солнцем земле. Один из копьеносцев, христианин, попытался перечить Нимуэ, выкрикивая, что клятва эта ничего не значит, но пыл его угас тут же, стоило ей вытащить из глазницы и протянуть ему с проклятиями свой золотой глаз. В ужасе он упал на колени и вслед за остальными поцеловал мой меч. Как только последний из них произнес свою клятву, Нимуэ приказала всем вновь лечь на землю. Она вставила золотой шарик в пустую глазницу, и мы ушли, оставив униженных мужчин валяться ничком в грязи. Как только мы скрылись за амбарами, Нимуэ начала смеяться.

— Мне это здорово понравилось! — В ее голосе послышались давно забытые озорные нотки. — Очень понравилось! Я так ненавижу мужчин, Дерфель!

— Всех мужчин?

— Мужчин в кожаных латах и с копьями. — Ее передернуло. — Не тебя. Но остальных я ненавижу. — Она обернулась и плюнула позади себя на тропинку. — Как, должно быть, смеются боги над этими гордо вышагивающими мужчинами! — Она откинула капюшон и посмотрела на меня. — Ты хочешь, чтобы Линет пошла с тобой в Кориниум?

— Я поклялся защищать ее, — глухо произнес я. — И она утверждает, что беременна.

— Значит, ты все же хочешь, чтобы она оставалась с тобой?

— Да, — пробормотал я, желая на самом деле ответить «нет».

— Ты глуп, Дерфель, — сказала Нимуэ. — Но знай, если ты не оставишь Линет сейчас, она бросит тебя, когда ей это будет нужно.

Мы уже подошли совсем близко к портику виллы, где скопилась толпа просителей, поджидавших Артура. Нимуэ придержала меня за рукав.

— Ты слышал, — спросила она тихим голосом, — что Артур подумывает отпустить Гундлеуса?

— Нет.

Я был просто ошеломлен этой новостью.

— Да. Он считает, что теперь Гундлеус не решится нарушить мир, и полагает, будто Гундлеус единственный, кто по-настоящему может управлять Силурией. Артур не осмелится освободить его без согласия Тевдрика, потому этого пока и не произошло, но случится непременно.

Она говорила горячо, с напором, а я думал о том, как возбуждение и ярость преображают ее, давая красоту, которой обделила природа. Нимуэ смотрела вдаль на едва видневшийся в холодном, мокром воздухе холм Кар Кадарна.

— Артур, — продолжала она, — мечтает о мире, но здесь никогда мира не будет. Никогда! Британия — котел, Дерфель, и Артур взболтает его.

— Ты не права, — попытался я защитить Артура.

Нимуэ лишь насмешливо покривилась в ответ и, не произнеся больше ни слова, повернулась и решительно направилась назад по тропинке к хижинам воинов.

Я протиснулся сквозь толпу просителей и вошел на виллу. Артур мельком взглянул на меня, приветственно махнул рукой и снова повернулся к человеку, который пришел с жалобой на соседа, тайно переместившего межевые камни на границе их владений. Рядом с Артуром за столом сидели Бедвин и Герайнт. По бокам от него, наподобие стражников, стояли Агрикола и Тристан. На полу вокруг стола сидели королевские советники и судьи. А пол виллы был утеплен римским способом — подпол наполняли воздухом из печи. Тонкие змейки дыма просачивались сквозь отверстия в мозаичном полу.

Один за другим представали перед Артуром просители, и правосудие вершилось тут же, на глазах у всех. Почти все споры могли бы решиться и в суде Линдиниса, который помещался всего в сотне шагов от виллы, но многие люди, особенно жители языческих деревень, верили, что решение, принятое на Королевском совете, крепче и надежнее, чем суд, устроенный римлянами, поэтому они копили свои беды и обиды до той поры, пока в их краях соберется очередной Совет. Артур, представлявший в Совете маленького Мордреда, терпеливо выслушивал каждого, но все же облегченно вздохнул, когда поток просителей иссяк и пришло время разбора самого главного дела дня. Надо было завершить то, что началось со ссоры и закончилось вчерашней битвой и смертью Овейна. Воинов Овейна отдали под начало принца Герайнта с приказанием разбросать их по разным военным отрядам. Лливарх, один из капитанов Герайнта, был назначен вместо Овейна на должность командира королевской стражи. Затем суду было поручено сосчитать богатство Овейна и часть его отослать в Кернов. Я видел, с какой твердостью Артур отдавал приказания, внимательно выслушивал каждого, но при этом умел унять спорщиков и не дать Королевскому совету перерасти в шумную и бесполезную перепалку. Заметил я, что и Герайнт и Бедвин быстро признали первенство Артура. Бедвин связывал будущее Думнонии с крепкой рукой Артура, а Герайнт, хоть и был племянником Утера, вовсе не стремился взвалить на себя всю тяжесть правления страной и с радостью предоставил бы это Артуру. В Думнонии теперь появился новый защитник короля, Артур ап Утер, и всем это было по душе.

Принцу Кадви из Иски было приказано выделить из своего имущества четвертую часть для уплаты долга Кернову. Он попытался возражать против этого решения, но струсил и смешался под гневным взглядом Артура. Артур мог бы наверняка и строже наказать Кадви, но доказательств его участия в нападении на торфяник не было. Меня, единственного свидетеля сговора с Овейном, Артур пощадил и не заставил нарушать клятву. Принц Тристан молча одобрил решение Артура кивком головы.

Следующим важным делом было устройство будущего нашего короля. До нынешнего дня Мордред жил в доме Овейна, теперь ему требовалось новое жилище. Бедвин предложил дом Набура, главного судьи Думнонии. Другой советник тут же возразил, заявив, что Набур христианин.

Артур стукнул кулаком по столу, прекращая уже разгоравшийся спор.