– Тебе больше достанется, чтобы высосать. – Небрежно пожал он плечами, прикуривая сигарету и затягивая шнурки на ботинках. Он даже не удостоил меня взглядом.

– Или, пожалуй, я просто убью тебя в следующий раз. Никто не будет скучать по тебе. Может, только твоя мама, – задумчиво произнесла я, сжимая губы.

– Сомнительно, – сказал он с зажженной сигаретой во рту, засовывая свою «Зиппо» в задний карман. – Но если ты убьешь меня, я убью тебя. Так что мы можем присоединиться к призракам Тиндалл. Разве не в твоей комнате она убила своего мужа? Как-то фигово, Джи-Джи.

Как он узнал о призраках?

Насчет моей комнаты?

Он был здесь только на летней сессии. Однажды. И он ни с кем не разговаривал.

Выражение моего лица, вероятно, выдало мой шок. Он улыбнулся своей редкой покровительственной улыбкой, которая могла довести меня до убийства.

– Фэрхерст как-то проболтался о маленькой игровой площадке твоего отца. Ты выросла здесь, но я знаю тайные места, которые ты и не мечтала сама найти. Если ты правильно разыграешь свои карты и докажешь, что умеешь сосать член, я могу показать тебе некоторые из них – при условии, что ты не станешь путать это с отношениями или ожидать, что я отстану от тебя. Я не доставляю другим удовольствие. Это другие доставляют удовольствие мне.

Он произнес эти слова так откровенно, что я почти подумала, что он шутит. Он направился к двери, спокойный и серьезный.

– Ты ждешь, что я заставлю тебя кончить, но не хочешь доставить мне удовольствие? – спросила я, когда он повернулся ко мне спиной, уже на пороге моей комнаты.

Я не могла понять, почему другая девушка согласилась бы на это. И тем не менее десятки девушек в Школе Всех Святых соглашались. Я сама была свидетелем этого.

– Медленно учишься, но наконец-то до тебя дошло.

Он не остановился, прежде чем захлопнуть мою дверь.

Вон

На следующий день мне удалось избавиться от родителей, которые приехали, чтобы помочь мне устроиться в Карлайле.

Отец отправился на охоту с кучкой своих богатеньких приятелей в окрестности Беркшира, где бы это ни было. Мама была занята обустройством моей комнаты и проводила время со своей лучшей-подружкой-навеки (лучшим другом-геем) Фэрхерстом.

Я начал свое утро в шесть часов с пробежки, чтобы выпустить пар. Дисциплина должна была стать ключом к выживанию рядом с этим придурком в течение шести месяцев, и у меня ее было предостаточно. Быстро приняв душ, выпив кофе и покурив, я взял два ключа от подвала, где продолжал свою работу, и отправился в студию. Кроме Эдгара, я не собирался никому показывать свою работу до того, как все будет сделано. Так не должно быть, если хочешь проходить престижную стажировку, но, черт возьми, я приехал сюда не для того, чтобы учиться.

Я приехал сюда, чтобы отомстить.

Попасть в мою студию было немного сложнее, чем проникнуть в Пентагон. Я создал целую систему, чтобы обеспечить полную конфиденциальность. Начнем с того, что раньше это подземное помещение было кладовой замка – холодной и сухой – идеальной пещерой для хранения мрамора и камня. Здесь было две двери, а значит, и два замка, так что никто не мог видеть, над чем я работаю.

И я чертовски усердно работал, чтобы быть уверенным в том, что мое произведение искусства было лучшим.

Я взял дрель и начал сражаться со скульптурой, каменная пыль собиралась у моих ног. Песня Metric «Help I'm Alive» звучала в моих наушниках, пока я работал. Форма статуи начала заостряться и приобретать трехмерные очертания. Я думал об этом творении больше, чем хотелось бы признавать, пока несколько недель этим летом валял дурака в Хэмптоне, изображая нормального парня перед своей большой семьей. В итоге я отправил скульптуру прямо в Англию, потому что не мог смотреть на нее, и понимал, что велика вероятность того, что кто-то сможет увидеть ее, если я буду работать там.

Я наносил карандашом контрольные метки, обрезал, высекал, придавал форму и полировал скульптуру весь день, зная, что Ленора, вероятно, где-то наверху, бесцельно бродит, пытаясь понять, где, черт возьми, я нахожусь. Она была свободна делать со своим утром и днем все, что ей заблагорассудится. Я не собирался пользоваться ее услугами, если только ее губы не считались услугами, когда они были готовы доставлять мне удовольствие каждую ночь.

Пока я следил за ней, она спокойно бродила и развлекалась со своим мусором.

Я попытался выкинуть прошлую ночь из своих мыслей – особенно ту часть, где она засунула мою руку себе в пижаму. Я думал, что справился с этим нормально. Хотя она и подозревала, что я девственник.

Черт.

Имело ли значение, как я с этим справляюсь? Она была долбаным никем. Почему меня это должно волновать?

Ладно, мистер Вагина МакКиска. Разберись с этим извечным вопросом после того, как закончишь работать.

Около шести вечера я услышал стук в наружную дверь подвала. Так было задумано, что там была мощеная лестница с дверью наверху и еще одной другой, когда вы спустились по лестнице. Вытирая пот и пыль со лба, я повернулся и выудил ключи из кармана. Я не надевал защитный костюм, защитные очки или маску во время работы над скульптурой. Если мои легкие должны были разрушиться в двадцать пять лет от наполнения камнем, сорняками и смолой, так тому и быть.

Я открыл первую дверь и, добравшись до верха лестницы, прижал локоть ко второй.

– Секретное слово? – зарычал я.

Если бы это была Хорошая Девочка, которая каким-то образом нашла меня, я бы приковал ее цепью к столбику кровати и заставить ее высосать галлон моей крови в качестве наказания, наблюдая, как она корчится от смущения, когда это делает.

– Отвали, – услышал я рычание Эдгара Асталиса с другой стороны. Секретным словом, о котором мы договорились, было «Микеланджело», но «Отвали» казалось более подходящим.

Я сказал старику, что он может следить за моей работой, когда мы договорились, что я возьмусь за это дело. Кто-то должен был убедиться, что я не собираюсь представлять двенадцатифутовый мраморный член в Тейт Модерн через шесть месяцев.

Я отпер вторую дверь, жестом приглашая его спуститься вниз.

Когда мы остановились перед скульптурой, он нахмурился.

– Я хотел бы прояснить одну вещь, – сказал он, глядя на общую фигуру, над которой я весь день работал как проклятый. – Я знаю, что ты усложнял жизнь Ленни в старшей школе. И по большей части я закрывал на это глаза, потому что считаю, что наша работа – прокладывать свой собственный путь в жизни. Но если ты попытаешься причинить вред моей дочери – или сделаешь это непреднамеренно, если уж на то пошло, – я позабочусь о том, чтобы ни одна галерея в Европе никогда не работала с тобой. Ты правильно понял?