Да, их требовалось обучить языку. Но особой проблемы в этом не наблюдалось. Хоть их в Алжире и имелось больше двадцати тысяч — это все капля в море для России. Поэтому можно было размазывать их довольно тонким слоем по всей стране. Погружая сразу в языковую среду, которая буквально за несколько месяцев даст им определенный языковой минимум.

Никаких диаспор.

Никаких компактных поселений.

Собственно, со всеми переселенцами поступали именно так, тщательно их распределяя и перемешивая. Иногда случались трудности, вроде того же Мелитополя. Но над ними плотно работали. И теперь, к лету 1715 года, в том городе берберов и греков уже числилось не больше двадцати процентов. При этом чуть ли не в директивном порядке ввели квоту на создание семей внутри малых национальных групп. Не только в приказном порядке запрещая самоизоляцию, но и стимулируя людей перемешиваться.

Этих бывших солдат и унтеров ждала таже судьба. И о ней их сразу предупредили. Впрочем, никто не возражал и не возмущался. Женщин-то среди них не наблюдалось. Поэтому чего нос воротить?..

— А тут не так плохо, — добродушно сказал один из капралов. — Вон сколько зелени.

— И кормят хорошо, — поддакнул ему солдатик рядом.

— А чего народу мало? — спросил кто-то третий. — Как идем от того городка только одно село видели.

— И верно… — поддержали его.

— Слышал я, что холода тут страшные зимой, — произнес капрал. — Народ мерзнет. И медведей много.

— А мы тут не перемерзнем? Может лучше в Алжире было остаться?

— Типун тебе на язык! — буркнул угрюмый солдат. — На рудники так рвешься?

— А там так плохо?

— Я по юности, пока в солдаты не сбежал, работал. Больше не хочу. И это у нас — во Франции. Что там у мавров — даже и представить боюсь.

— Но морозы.

— Так, эти, — кивнул в сторону конвойных, — на вид они такие же как мы. Не уж-то не мерзнут? Живут же как-то.

— Да бес их знает?

— А что это за дорога такая странная, мимо которой мы идем? Железная что ли?

— Чугунная вроде. Я видел следы отливки.

— Откуда ты о них знаешь?

— Да он с завода же сбежал, — хохотнул солдатик. — Он мастера своего изувечил за свинство и удрал. Его же из армии хотели забрать, чтобы судить. Насилу отбили…

И тут все вздрогнули потому как в рупор рявкнул:

— Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие!

Солдаты и унтера заозирались.

— Дым! Смотрите — дым! — крикнул кто-то.

И все повернулись туда — на север, откуда они недавно пришли.

Минута.

Долгая и мучительная минута приближения дымного столба, круто уходящего в небо в эту почти что безветренную погоду. И из-за перелеска показался паровоз.

Пых-пых-пых… пуская пары, он шел мимо них со скоростью бегущего человека. Скорее даже быстро бегущего. А за ним — вагоны. В представлении этих бывших пленных — здоровые такие фургоны с удивительными железными колесами.

Первый. Второй. Третий… Десятый… Двадцатый…

А поезд все шел и шел. Словно здоровенная механическая змея.

Тридцатый…

— Да сколько же их! — воскликнул кто-то.

Сороковой.

Сорок второй.

И все.

Здоровенный грузовой состав, наконец, закончился и минув поле, скрылся среди деревьев. Медленный, но здоровенный.

Их тянул один из первых паровозов нового типа. Котел и топка у него немного были смещены влево. А справа размещалось паровая машина с тремя одинаковыми цилиндрами двойного действия и двойного расширения. Первый под высокое давление — два других — под более низкое. Абсолютно одинаковые. Они вращали коленчатый вал. А тот, через систему валов и конических шестеренок передавал крутящий момент на все колесные пары как самого паровоза, так и тендера. Довольно небольшие. Из-за чего в сцеплении участвовало аж восемнадцать колес против четырех на обычном паровозе старого типа.

Со скоростью у него все было плохо. Он даже десять верст в час не набирал. Но вот тянул он дай боже. И со слабой машиной на весьма хлипких путях мог утащить здоровенный состав в сорок два двухосных вагона, груженных под завязку. То есть, выбирающих свои десять тонн на ось, что давало порядка пятисот тонн грузов.

Для чугунной узкоколейки, да еще и сделанной почти что как полевая дековилька, это было невероятно. Равно как и для случайного наблюдателя.

— А что это? — загалдели бывшие пленные.

Сопровождающим пришлось рассказывать.

И коротко не получилось.

Начались разговоры и пересуды.

Спасло только то, что время, отведенное на привал, закончилось. И людей вновь стали строить в маршевую колонну. Гудящих. Переполненных эмоциями и мыслями. Они попросту не могли заткнуться, и постоянно друг с другом все это обсуждали…

Адмирал Апраксин сошел с трапа и осмотрелся.

Кола.

Дальний, северный и еще не так давно совершенно дикий городок. Да и не городок даже, а так — небольшое поселение рыбаков…

— Рад тебя видеть Федор Матвеевич, — максимально дружелюбно произнес Строганов, встречая его на причале.

На причале.

Каменном.

Основательном таком, который позволял даже большому галеону подойти к нему и встать на банки. Пусть не самостоятельно. Пусть с помощью шлюпок. Но это и неважно. Удобства это добавляло чрезвычайно. И таких тут имелось уже пять штук.