Что, впрочем, не помешало Сергею взять у них весьма приличную компенсацию за «оскорбление». Вероятность же того, что Алево побежит жаловаться на произвол в ближайший ромейский гарнизон, была существенно меньше, если б село было не готским, а ромейским.

У самих же готов, как сообщил Сабел, исходивший полуостров вдоль и поперёк, своих больших городов нет, есть только крепости в горах, где схизматики при необходимости укрываются от врагов.

– Переодеваемся!

Сергей решил: они отъехали достаточно далеко, чтобы сменить имидж. Собственно, менять его надо было лишь им с Машегом. Лекарь и без того выглядел достаточно презентабельно. Понятно, не вся одёжка с чужого плеча сидела на нём безупречно, но прикинут он был весьма респектабельно. Теперь это был не бродячий старик-лекарь, а пожилой мужчина среднего достатка. Достаточно солидный, чтобы на постоялых дворах у него не требовали показать деньги. Звался он теперь не Сабел, а Савел. Савел из Сард. В честь одного из городов в Малой Азии. И был не просто лекарем, а учёным мужем, специализирующимся в области медицины.

Сергей и Машег изображали слуг. Посему они спрятали одежду и оружие, оделись попроще и вооружились тоже тем, что попроще. Сергей – тесаком, Машег – простым охотничьим луком. Воины превратились в мальчишек, каких в здешних краях – тысячи. И не важно, что их лица остались прежними. Здесь на лица смотрят лишь после того, как оценят социальный статус, который определяется по одёжке. А одёжка на них сейчас такая, что никто из охотников на беглых воев-русов ими заинтересоваться не должен.

Сергея понижение в уровне не напрягало. В жару без брони намного комфортнее. Да и пешком пройтись приятно. Осликов, впрочем, они не продали и не бросили. На одном восседал лекарь, другой вёз имущество.

Сергей решил: они будут двигаться по направлению к Херсону, по пути аккуратно расспрашивая о нурманах. А если кто-то спросит, зачем почтенному мужу люди севера, отвечать, что некий важный нурманский архонт пригласил Савла к себе на службу, и учёный муж усмотрел в этом возможность изучить жизнь северных варваров и написать об этом трактат. К сожалению, северяне отбыли в сторону Херсона, однако учёный человек решил так просто не отступаться…

В общем, полный бред с точки зрения любого здравомысляшего человека. Но с новым образом медикуса бред этот вполне увязывался и даже должен был внушать к нему уважение. Именно своей непостижимой для обычного человека логикой.

В одном из селений они купили лошадей, которых сочли подходящими для путешествия.

Сергей гордился: отличную легенду он придумал. Непробиваемую.

Её и не «пробили» бы, если бы Сергей не ошибся в своей оценке социальных связей внутри Херсонской фемы.

Они и на километр не отъехали от ворот ощипанного ими селения, а в ближайший гарнизон на побережье уже поскакал гонец с жалобой на грабёж и подробным описанием тех, кто его совершил.

Реакция на жалобу была незамедлительной, ведь описания преступников полностью совпали с «портретами» тех, кто был виновен в гибели херсонского комита и нескольких десятков военных моряков.

– Это они? – Пентарх[28] с сомнением поглядел на пожилого мужчину и пару скромно одетых мальчишек-слуг. – С чего ты взял?

– Они подходят под описание, – твёрдо заявил соглядатай. – Трое преступников, один старый, двое мальчишек: один белый, похож на склавена, второй видом из хазар.

– Ладно, проверим, – пентарх привычным движением затянул ремешок шлема под курчавой, с проседью бородой, кивнул солдатам «за мной» и неторопливо, с осознанием собственной значимости, направился к тем, на кого указал соглядатай.

Ни старик, ни мальчишки не выглядели опасными, однако пентарх был опытным воином и руку держал на мече.

– Мне заплатят? – крикнул ему вслед соглядатай.

Пентарх не отреагировал. Зато оба мальчишки разом обернулись на крик, а белобрысый, державший руки «ступенькой», чтобы помочь старику взобраться на коня, расцепил пальцы и сделал шаг в сторону.

Но насторожило пентарха не это, а то, что старик не прикрикнул на слугу, а принял это как должное.

– Кто такие?

– Наш господин – учёный Савел Фардский, – на хорошем ромейском ответил белобрысый. – Изучает лекарственные травы, произрастающие на здешних землях.

Пентарх поглядел на мальчишку, потом на старика…

Тот кивнул, подтверждая.

И это тоже было странно.

Пентарх насторожился, но не встревожился. Все трое были не вооружены, если не считать кинжала на поясе старика.

Белобрысый шагнул вперёд и сказал тихонько:

– Господин наш… Он немного не в себе. Забывает всё, кроме своих травок. Мы присматриваем, чтоб его не обижали.

Выглядело правдоподобно.

Пентарх перевёл взгляд на старика…

И увидел страх в его глазах. Слишком много страха для законопослушного человека.

С ним и мальчишками было что-то не так.

– Обыскать их поклажу! – велел он, приняв решение.

Дважды приказывать не пришлось. Пента дружно бросилась к лошадям. Осликов, которых держал второй мальчишка, они оставили напоследок. Понятно же, что самое ценное хранят именно в седельных сумах.

– Это не по закону, начальник! – возмутился белобрысый. – Мы – граждане империи! Мой господин – гражданин империи, – тут же поправился он.

Остановить почуявших наживу подчинённых пентарху было бы непросто. Свора спущена и отозвать её от добычи куда труднее, чем натравить. Да пентарх и не собирался.

– Закон здесь я! – веско произнёс он, опуская левую руку на плечо мальчишки и сжимая его так, чтобы сделать больно.

– Тогда это не закон, а разбой, – рассудительно произнёс мальчишка. – А разбойников – вешают.

Отличная шутка. Пентарх хохотнул:

– Ты хочешь повесить меня?

На мальчишку он не глядел, потому что его подчинённые как раз добрались до содержимого сумок. Наземь посыпались какие-то свёртки, пучки трав…

Неужели малый сказал правду, и этот старик… Впрочем, вину всегда можно свалить на соглядатая.

– Ого! – Один из солдат вытащил свёрток, в котором оказалась дорогая рубаха. Вот добыча получше, чем старое сено.

– Повесить – нет, – сказал мальчишка куда-то в пентархову кучерявую бороду. – Убить – да.

Боль вошла между рёбер пентарха. Боль такая сильная, что спёрло дыхание. Пентарх скосил глаза и увидел, что из-под мышки у него торчит рукоять ножа. Обычного крестьянского ножика, каким режут хлеб.

Это было последнее, что увидел пентарх. Ноги его подогнулись, и он осел на землю, даже не заметив, как мальчишеская рука вытянула из ножен пентархов меч.