моей юности» и признавался, что если бы не встретил Григория Романовича, не стал бы писателем. «Он научил нас думать над прочитанным».

Когда Ширму забрали в Красную Армию, ученики написали письмо Надежде Крупской, чтобы вернули учителя... Именно в Новогольском Рыгор Ширма познакомился со своей будущей женой, Клавдией Ивановной Раевской. Заразил любовью к белорусской песне, и Клавдия Ивановна тридцать лет пела в капелле.

Вернулся на родину в 1922 году. Друзья: Всеволод Игнатовский и Степан Некрашевич — звали в советский Минск, но Рыгор уступил просьбам матери и приехал в родные Шакуны, то есть в Западную Белоруссию.

Белорусские школы закрываются. Работы у молодого учителя нет, у жены Клавдии, учительницы математики, тоже. Звали поехать на курсы польского языка в Краков, чтобы впоследствии преподавать на польском. Но для Ширмы это неприемлемо. В том же году рождается дочь Елена...

В газете — объявление, что требуются лесорубы. Что ж, пусть так. 12 километров в Пружанскую пущу, столько же назад, но хоть какие-то деньги. Однако даже на такой тяжелой работе Ширма подпадает под подозрение: не взбунтует ли лесной пролетариат? Лучше уволить.

Выход нашелся. Должность регента в пружанской церкви Свято-Александро-Невского собора. Церковные власти высоко ценили талант Ширмы, но подозрительность не отпускала: его прозвали «красный псаломщик». Настоятель собора отец Алексей Русецкий писал: «Р. Шырма шмат пакутаваў ад даносаў і пераследаў, але, нягледзячы на ўсё гэта, не пакідаў сваёй любімай справы і ўвесь час падтрымліваў хор, працаваў бязвыплатна з любові да мастацтва і з дазволу ўлад даў два канцэрты, якія мелі вялікі і заслужаны поспех».

Как-то на концерт приехал крамольный гость из Вильно — Бронислав Тарашкевич, автор первой белорусской грамматики, депутат сейма и глава белорусского движения. Тарашкевич планировал митинг, но дефензива его сорвала. Бронислав долго беседовал с Ширмой, звал приобщиться к белорусскому культурному движению.

В 1926-м, получив наконец польский паспорт, где был записан «полешуком», Ширма приезжает в Вильно. В Виленской гимназии преподает пение, работает воспитателем в интернате. Подвизается и регентом в Пречистенском соборе.

Ученический хор Виленской гимназии, созданный Ширмой, наведывает Виктор Ровдо, в будущем — легендарный хормейстер. Делает это тайно: учится в духовной семинарии Свято-Духова собора, а семинаристам в хоре Ширмы петь запрещалось. Еще один знаменитый ученик Ширмы, Геннадий Цитович, писал в мемуарах: «1926 год... Мая першая віленская восень. Бязмэтна блукаю па квадраце сціснутага манастырскімі сценамі двара. І раптам з напаўадчыненага акна палілася беларуская народная песня, за ёю другая, трэцяя... «Перапёлачку» я ўжо слухаю ў зале, захаваўшыся ў далёкім вугалку,— таму што перад хорам строгі рэгент... Закончылася гэта генеральная рэпетыцыя, і куды дзелася сур'ёзнасць кіраўніка. Ён стаіць цяпер з дабрадушнай усмешкай у акружэнні моладзі, а тую дзяўчыну, што запявала «Зязюльку», па-бацькоўску нават па галоўцы пагладзіў. Ад выходзячых я даведаўся, што гэты рэгент — Шырма, беларускі пясняр. Сказалі гэта, ды яшчэ на мяне насмешліва: маўляў, хто ты такі, што Шырмы не знаеш!»

Концерты Рыгор Ширма всегда завершал песней на слова Янки Купалы «Не пагаснуць зоркі ў небе». Как глава Товарищества белорусской школы находился под надзором. Вот послание пану воеводе Бреста от уездного старосты в Пружанах от 14 декабря 1929 года:

«Доношу, что 10 декабря текущего года в 7 часов 45 минут приехал в Пружаны Ширма, секретарь главного правления ТБШ в Вильне.

Вместе с названным прибыла дочь Екатерины Стовбуник, ученица белорусской гимназии в Вильне. На автобусной станции вышеназванных ожидала Екатерина Стовбуник, после чего все направились в ее дом по улице Будкевича № 16. Ширма имел при себе чемоданчик и пакет, содержание которых, к сожалению, не установлено».

Чтобы уберечь Ширму от преследований, Тарашкевич рекомендовал ему не вступать в политические партии. Тем не менее его трижды арестовывали. Неудивительно. Несмотря на посулы, не оставлял ТБШ. Когда виленский воевода Батянский предложил продать свои фольклорные записи, чтобы их перевели и издали как польские, резко заявил: «Каб перакласці народныя песні, трэба геній Адама Міцкевіча, а так як у вас яго няма, то гэта будзе тое самае, што абліць гэты белы абрус атрамантам!»

Рыгор Ширма на последнем суде заявил: «За вашымі пышнымі судзейскімі тогамі я бачу свае паляшуцкія світкі, дзеля асветы якіх мы працуем, і з гэтага кірунку нас не саб'е ніхто і ніколі».

По приходе советской власти прославленному дирижеру поручили создать Белорусский ансамбль песни и пляски. Беда встретила в эвакуации, в 1941-м. Ширму арестовали в Новосибирске, переслали на Лубянку. Во время одного из мучительных ночных допросов услышал от следователя Романенко: «Нет уже вашего Янки Купалы...» Думается, Ширма вспомнил, как двенадцать лет назад в виленской тюрьме услышал о попытке самоубийства Ивана Доминиковича, затравленного в пик репрессий...

Дирижера сослали в Северный Казахстан. Спас Якуб Колас. К нему, находившемуся в эвакуации в Ташкенте, однажды заявились артисты хора Ширмы с мольбой спасти их руководителя, и Колас обратился к главе Белорусской республики Пантелеймону Пономаренко.

После освобождения Ширма имел право работать только в Гродно. Однако в начале 1950-х его вызвал в гродненскую гостиницу новый руководитель БССР Николай Патоличев. Пообщались... И Ширма перебрался в Минск. Конечно, пришлось приспособиться, вступить в КПСС. Зато возглавлял не только хор, но и Союз композиторов. Стал народным артистом БССР, Героем Социалистического Труда. Но не отрекся от убеждений, которые отстаивал и в императорской России, и в польской тюрьме. Тяжело переживал, что люди забывают национальную культуру. Говорят, когда вышла его книга «Песня — душа народа», промолвил: «А душу гэтую абкрадаюць».

Умер патриарх в 1978 году. На его могиле на Восточном кладбище Минска — бронзовый бюст работы народного художника Ивана Миско. Рыгор Ширма собрал за свою жизнь более 2000 белорусских песен.

ЗОЛОТОИСКАТЕЛЬ

С НОВОГО ДВОРА.

АЛЕСЬ ГАРУН

(1887—1920)

Когда в 1907 году в газете «Наша Ніва» было опубликовано его первое стихотворение, автор уже сидел в тюрьме за революционную деятельность. Один из наиболее талантливых и мало изученных белорусских литераторов, который написал грустную историю о Пьеро и Коломбине, озорную сказку о говорящем лапте и печальное стихотворение о «каралеве Адзіноце», прошел тюрьму и ссылку, заработав смертельную болезнь, но был убит... свежими вишнями.

Прушинские — семья католическая, прихожане минского Кальварийского костела. Отец работал дворником, мать — прачкой. Их сыну Алесю приходилось то помогать отцу мести дворы, то разносить выстиранное матерью белье заказчикам: «Цяжка было мне слухаць абразлівыя заўвагі, што бялізна кепска вымытая. Здаецца, плюнуў бы ім у твар, але я плакаў і цярпеў, несучы ў сэрцы пагарду да іх і