Мавранос перекатился через Кути и поднимался на четвереньки по другую сторону узкой клумбы, когда Анжелика увидела, что из открытого водительского окна «БМВ» высунулась сжатая в кулак рука, из которой торчал короткий серебристый цилиндр, направленный как раз туда, где, слабо трепыхаясь, лежал среди цветов Кути.

Анжелика с ледяной ясностью поняла, что это пистолет, но едва она успела сделать следующий шаг, как ей в голову пришла другая мысль: «Он же сейчас король!.. Простое оружие не опасно для него!»

Отдача вытолкнула кулак обратно в машину, и выстрел громыхнул так, что оглушил Анжелику, которая не слышала даже собственного надрывного дыхания и топота своих спортивных туфель по асфальту.

Лонг-Джон Бич попытался ухватиться за спинку сиденья призрачной левой рукой, но когда Арментроут ударил по тормозам, созданная психической энергией конечность хрустнула, как хлебная соломинка, и Лонг-Джон ударился головой о лобовое стекло, но все же нашел в себе силы посмотреть за водительское окно, мимо доктора, который отчаянно пытался прицелиться из раскачивающейся после резкой остановки машины.

Даже на своем месте Лонг-Джон Бич оказался всего в паре ярдов от Кути, лежавшего на спине среди розовой герани… И за мгновение до того, как пистолет полыхнул вспышкой и ударился о раму двери, взгляды встретились, и они узнали друг друга.

Поджарый мужчина в джинсовом костюме, вытолкнувший мальчишку из-под колес машины, уже не только поднялся на ноги, но и подскочил к машине и ударил загорелым кулаком по лобовому стеклу с такой силой, что по нему разбежались серебристые трещины. Другую руку он запустил в открытое окно, ухватил доктора за седые волосы…

Но Арментроут, взвыв от боли, нажал на газ и, хоть и сильно приложился головой о подлокотник, рывком направил «БМВ» в движущийся по Ломбард-стрит поток машин; раздались возмущенные гудки, но никто ни с кем не столкнулся, и в следующий миг Арментроут вывернул баранку и погнал по левой полосе на восток.

– Тот самый парень, – шептал Арментроут. – Я знаю, что парень тот самый! Старше, но лицо то же, что на фотографии.

– Это был Кут Хуми Парганас, – сказал Лонг-Джон Бич.

Краем глаза он заметил, что Арментроут взглянул на него, но Лонг-Джон ухватился за давние воспоминания, и ему было не до доктора. А мальчишка, лежавший среди цветов, напомнил ему о давно прошедших событиях.

Он почти никогда не вспоминал ничего из своей жизни до Хеллоуина 1992 года, когда его нашли на береговых скалах рядом с постоянно пришвартованной «Куин Мэри» в Лонг-Биче. Когда полицейские и скорая помощь нашли его, у него была разорванная селезенка и запавшее легкое с «легочными кровоизлияниями», а с окровавленного правого запястья свисали наручники. Он провел несколько недель в больнице, первые с плевральной дренажной трубкой между пятым и шестым ребрами. Очевидно, что он, когда произошел подводный взрыв, находился в лагуне близ старого корабля. Врачи предположили, что в момент взрыва он выдохнул и свернулся калачиком, и именно поэтому выжил; другой человек в воде погиб… и похоже, потерял по крайней мере ботинок и всю кожу с левой ноги, потому что… потому что кто-то перед этим прицепил запястье Лонг-Джона Бича наручниками к лодыжке погибшего!

Но Лонг-Джон Бич имел тогда другое имя – другое, такое же несуразное имя, связанное с тем местом, где его нашли в прошлый раз.

И это имя прошелестело, словно шепот в ухе: Шерман Окс.

В тот год он охотился на Кута Хуми Парганаса, и не только он, но и тот тип, который погиб при подводном взрыве, и толстуха-кинопродюсер. Каждый из них стремился поймать мальчишку, убить его и вдохнуть могучего призрака, который в нем обретался, – призрака Томаса Алвы Эдисона.

Шерману Оксу это не удалось, и тому, которого выловили из воды мертвым, тоже. Вероятно, Эдисона вдохнула толстуха.

Нет, этого не могло быть, потому что для этого мальчишку нужно было бы убить, а Лонг-Джон Бич всего минуту назад видел его живым.

Когда испуганные карие глаза Кути встретились со взглядом Лонг-Джона Бича, лицо подростка было бледным и измученным, на нем отчетливо читались страх и изумление – но болезненные морщины вокруг глаз говорили о каком-то неминуемом наказании, которого он боялся, но ожидал – и даже заранее готов был принять. Лонг-Джон Бич подумал, что это – выражение испуга перед собственной виной.

Когда Бич впервые увидел мальчика, тот был заметно младше, но выражение его лица было тем же самым – жалобным ожиданием предстоящего и заслуженного наказания.

Судя по всему, в октябре девяносто второго года мальчишка ночью сбежал из дома, сразу после того, как похитил призрак Эдисона, который его родители держали в каком-то защищенном от поиска укрытии. Лонг-Джон Бич – точнее, Шерман Окс – заметил неожиданно возникшее мощное поле призрака. Он направился к дому мальчика в Беверли-Хиллз, там приклеил мать и отца мальчишки к стульям и долго пытал их, чтобы узнать, куда делся призрак. Но они сами не знали этого, и он в конце концов убил их в приступе ярости от неутоленного голода, и даже вырвал их уже незрячие глаза.

Той же ночью, попозже, мальчишка в глубоком раскаянии вернулся домой, и было видно, что он готов принять любое наказание за то, что убежал и украл стеклянную посудину, в которой содержался призрак.

Его поджидали не родители, а Шерман Окс, но поганец ускользнул от Окса и выбежал из дома… через ту самую комнату, в которой сидели его мертвые мать и отец.

А еще через несколько дней Шерману Оксу повезло, и он прихватил-таки мальчишку в чужом автомобиле, который загнали в фургон большого грузовика, и он, напугав парня почти до безумия, попытался убить мальчика, и ему удалось пырнуть того охотничьим ножом в ребра.

После Хеллоуина девяносто второго года Лонг-Джон Бич ни разу не осознал себя определенной персоной. Призрак Эдисона каким-то образом совладал с ним, что-то сломал в его голове, не оставив ему ничего, кроме бесполезной способности пропускать сквозь себя бездомных призраков и делать это столь же вяло и без разбора, как дерево укрывает птиц. Но теперь, в этой машине, которая, виляя, мчалась по улице, он ясно понял, что измученный мальчик, лежавший в цветах, был связан с ним самим. Очевидную несчастливость мальчика невозможно было – тут, чтобы не ошибиться, Лонг-Джон Бич напряг все ресурсы своего разума и понял, что так оно и есть, – отделить от того тупого, распавшегося существа, каким, по всеобщему мнению, теперь являлся Лонг-Джон Бич.

Он знал, что (будучи Шерманом Оксом и, вероятно, еще раньше какими-то другими персонами) убивал людей, и помнил, что в те давние времена имел пристрастие вдыхать призраков, и он усваивал их, а не просто пропускал через себя, укрепляя свою душу поеданием этих жалких тающих «дымков», – но внезапно столкнулся с Кутом Хуми Парганасом, которого даже не убил и который обрушил невыносимую тяжесть на его хрупкое сознание.

Хотя к ровному жужжанию мотора «БМВ» не прибавилось никаких новых звуков и Лонг-Джон Бич не видел сквозь лобовое стекло ничего, кроме однообразных мотелей западной части Ломбард-стрит, он внезапно ощутил перемену.