Жанна устроилась в кресле и закурила, руки дрожали, а япочувствовала неожиданное отвращение и к этой женщине, и к ее дрожащим рукам,попыталась урезонить себя, но смотреть на Жанну не хотелось, и я заняласьприготовлением завтрака, стоя к ней спиной.

— Есть новости о Владимире Павловиче?

— Что? А… не знаю. Мне никто больше не звонил. А у тебябыли из милиции?

— С какой стати? — пожала я плечами. — У негоесть и другие родственники.

— Но… — Жанна запнулась и в кухне повисло молчание, нетягостное, нет, раньше я бы не обратила на это внимания, а теперь механическиотметила: «мы молчим, точно собираемся с силами». — Возможно я выбрала несамое удачное время, — вздохнула Жанна, — но меня беспокоит… я всюночь думала об этом. Тебе стоит присмотреться к Гаевскому. Все твоинеприятности начались в тот момент, когда он появился в твоей жизни.

— На самом деле они начались раньше, — усмехнуласья. — В тот день, когда я узнала, что мой муж мне изменяет.

— Он не изменял тебе, — хмуро заявила Жанна.

— Откуда тебе знать такие вещи?

— Я… мы говорили с ним об этом.

— Мы с ним тоже говорили, ну и что?

— Я ему верю.

— А я нет.

Я собрала на стол, теперь мы сидели напротив и избежатьвзгляда друг друга уже не могли.

— Ты была его любовницей? — спросила я. Лицо Жанныпошло красными пятнами, на мгновение я решила, что она сейчас набросится наменя, но ответила она вопреки ожиданиям совершенно спокойно:

— Нет. Тебе не понять. Когда работаешь с человеком боко бок, день за днем, открываешь для себя какие-то новые черты его характера…

— Ты влюбилась, — кивнула я, не очень настроеннаяслушать чужие откровения.

— Это смешно? — с вызовом спросила Жанна.

— Нет. Я ведь тоже когда-то его любила, — пожала яплечами.

— Сомневаюсь, — заявила она и посмотрела мне прямов глаза, длилось это недолго, взгляд она отвела и как-то вся сникла. — Выне подходили друг другу. Он страдал. Я же видела. Вы просто мучили друг друга.

— Извини, все это не очень интересно, — заметилая. — Особенно теперь, когда Виктора уже нет.

— Я просто хочу объяснить. Это было только один раз.Гаевский узнал от Шермана? Как этот сукин сын умудрился меня высмотреть? Вот ужпоистине глаз-алмаз. Мы были вместе три дня и поняли, какой это было ошибкой.Виктор любил тебя и нужна ему только ты, он был просто не способен говорить ещео чем-то… Это оказалось очень мучительно, в общем, я получила по заслугам. Мыизвинились друг перед другом и попытались забыть о случившемся. Вот и все.

— А когда Виктор погиб, ты решила, что я виновница егосмерти?

Если и не сама убила, то все равно виновата. Не скандалилабы с мужем, сидела дома и он остался бы жив.

— Я уже смирилась с тем, что мы никогда не будемвместе.

Постой… — Жанна даже слегка приподнялась с кресла. — Тычто же думаешь, это я… я каким-то образом… Ты в самом деле так думаешь?

— Мы довольно долго были подругами, — разливаякофе, сказала я. — Так что давай говорить откровенно. Дурацкие розы твоязатея?

— Ты… Лиличка, ты что? Я же люблю тебя. Ты думаешь, ябы могла? Господи, ты не смеешь так думать.

— Давай без причитаний. Да или нет?

— Нет, — глядя мне в глаза, ответила она.

— И не знаешь, кто бы это мог быть?

— Нет.

— Жаль. — Я вздохнула, а Жанна нахмурилась.

— Жаль?

— Конечно. Одной тайной было бы меньше. Осточертели мнетайны.

— Иногда я думаю, что ты совершенно бесчувственная.

Она поднялась и направилась к двери, останавливать ее мнесовершенно не хотелось.

В тот же день пришлось встретиться со следователем. Мнепозвонили и суровым тоном потребовали прибыть по весьма важному делу, покакому, объяснить не пожелали. Я прибыла и имела долгую беседу с молодымчеловеком, который без конца шмыгал носом, а смотрел на меня так, точно ожидалподарка.

Потом появился мужчина постарше, представиться не пожелал изадал те же вопросы, что до него задавал молодой. Врать, что Владимир Павловичнакануне ко мне не заезжал, было бы глупостью, и я рассказала все в мельчайшихдеталях о его визите, нелепом звонке и его поспешном уходе в прескверномрасположении духа.

— Значит, кто-то воспользовавшись вашим именем,назначил ему встречу в вашем доме? — повеселел молодой, тот что постарше,напротив, на глазах мрачнел.

— Выходит, что так, — пожала я плечами.

— Как вы думаете, зачем это было нужно?

— Понятия не имею.

— В котором часу он от вас уехал?

— В доме он пробыл минут десять, значит где-то околополуночи.

— А точнее?

— Без пятнадцати двенадцать, я думаю. Он приехал вполовине двенадцатого, пробили часы и через пару минут он позвонил.

Выходит, где-то 23.45, плюс-минус две минуты. Может вынаконец объясните, что случилось?

Мне объяснили, при этом две пары глаз пристально следили замоей реакцией. Наверное, я их разочаровала. Пожала плечами и спросила:

— Ко мне это какое может иметь отношение?

— Как же так, ведь он близкий родственник вашего мужа?

— Они друг друга не жаловали, к тому же ВладимирПавлович был зол из-за того, что покойный муж ничего ему не оставил.

Понятия не имею, кто ему звонил и зачем кому-то понадобилосьэто посещение. Я здесь не причем. Делить с Владимиром Павловичем мне нечего иего смерти я не желала.

При этих словах мужчины переглянулись, а я ожидала, что меняс минуты на минуту арестуют. Одно радовало, о фотографе, что звонил мне ночью,пока не было сказано ни слова, но и без того ясно: положение у меня шаткое ипризрак тюрьмы вновь замаячил на горизонте, там я скорее всего и окажусь, есливдруг не появится очередной охранник с очередным признанием в убийстве.

Однако, против ожидания, «беседа» вскоре закончилась.

— Что ж, большое вам спасибо, — заявил молодой ипорадовал, что я свободна.