жарких стран до берегов Эллады

Дошла молва о мудрости твоей.

Прекрасною зовут тебя поэты,

Великою зовут тебя жрецы.

БАЛЬКИС:

Ты родом грек? Так хорошо и внятно

Ты говоришь на языке моем.

Но я еще твое не знаю имя.

Скажи его.

ГИАЦИНТ:

    На севере Эллады,

В тенистых рощах родины моей,

В ущельях гор и на лесных лужайках,

Везде, где бьют прохладные ключи,

Благоухает синий колокольчик,

Клочок небес в зеленой мураве.

Он любит тень и полумрак вечерний,

И близость вод, журчащих по камням.

Перед тобой – дитя весны цветущей,

Лазурноокий Гиацинт.

БАЛЬКИС:

Мой Гиацинт, должно быть, долго, долго

Ты любовался голубым цветком.

И засинел он, слился с лунным блеском

И отразился ласковым мерцаньем

В лазурной мгле изменчивых очей.

ГИАЦИНТ:

В твоих очах – лучи и трепет звезд!

И вся ты, вся, пронизанная светом,

Мне кажешься виденьем лучезарным…

Ты в сумраке сияешь, как звезда.

(Проносится метеор).

БАЛЬКИС:

Падучая звезда!

ГИАЦИНТ:

    Как в сновиденьи.

О, если бы я мог обнять тебя!

О, за твое единое объятье

Пошел бы я на муки и на смерть!

За влажный зной медлительных лобзаний,

Сладчайший дар надменных уст твоих,

Я заплачу тебе ценою жизни!

Обнять тебя – и после умереть…

БАЛЬКИС:

Пора идти. Еще сияют звезды,

Но в воздухе уж чудится рассвет.

Пора, пора! Тяжел мой путь тернистый,

Но он меня к блаженству приведет.

ГИАЦИНТ:

О, погоди! О, выслушай, царица!

Там, далеко, на родине моей,

Осталась та, которую любил я,

Иль думал, что любил. И лишь теперь

Я понял вмиг, как страшно заблуждался,

И что тогда я называл любовью,

То не было и призраком любви.

БАЛЬКИС:

Люби ее, будь счастлив с ней, мой мальчик,

Меня зовет божественная цель.

Прощай, мой друг.

ГИАЦИНТ:

    Нет, нет, еще мгновенье!

Ты знаешь ли, как счастлив я теперь,

Как я судьбу свою благословляю,

Благословляю море, ветер, бурю,

Принесшую меня к твоим ногам!

БАЛЬКИС:

Пусти меня!

ГИАЦИНТ:

Еще, еще мгновенье!

Дай мне упиться красотой твоей,

Дай наглядеться в звездочные очи,

Дай мне побыть в тени твоих ресниц!

Уходишь ты? Так знай, что за собой

Холодный труп оставишь ты в пустыне.

Я буду биться головой о камни,

В отчаянье разлуки и любви…

С проклятием тебе сорву повязку

С моей ноги, – и, кровью истекая,

Умру один. Будь проклята! Ступай.

БАЛЬКИС:

Я остаюсь.

ГИАЦИНТ:

    Балькис!

БАЛЬКИС:

      Ты ранен, милый?

ГИАЦИНТ:

Случайно я ударился о щебень,

Когда на берег бросили нас волны,

Принесшие меня к твоим ногам.

БАЛЬКИС:

Как ты дрожишь, как бледен! Ты страдаешь?

Дай рану я твою перевяжу.

Так хорошо? Не больно? Что с тобою?

ГИАЦИНТ:

Обнять тебя – и после умереть!

БАЛЬКИС:

Ты будешь жить. Приблизь твои уста.

(Обнимает его).

(Караван собирается в путь и медленно уходит. Тихо звенят колокольчики).

ГИАЦИНТ:

Люблю тебя!

БАЛЬКИС:

    Как ты прекрасен, милый!

Мой Гиацинт, скажи мне, – ту, другую,

Ты, может быть, любил сильней меня?

ГИАЦИНТ:

Небесных молний режущее пламя

Сравню ли я с болотным огоньком?

БАЛЬКИС:

И обо мне ты часто, часто думал?

ГИАЦИНТ:

Ты представлялась мне совсем иной –

Такой же юной, гордой и прекрасной,

Но мужественной, рослой, чернокудрой,

С бесстрастием богини на челе.

И как я рад, как счастлив, что ошибся.

Но мог ли я тогда предугадать,

Что гордость, власть и мудрость воплотилась

В таком воздушно-призрачном созданье,

В таком виденье облачном, как ты?

БАЛЬКИС:

Мой бледный мальчик, – надо ли иметь

Высокий, пышный стан, чтоб быть великой?

Ты посмотри: мой рост не превышает

Иных цветов на родине моей,

Но имя Сабы вечно и бессмертно,

И знаю я, что слава обо мне

Собой обнимет землю до полмира!

ГИАЦИНТ:

Не странно ли, – я думал, ты смугла, –

Но матовым оттенком нежной кожи

Походишь ты на жемчуг аравийский.

И мягкий цвет волос твоих волнистых

Подобен шерсти лани полевой,

Иль скорлупе ореховой, когда

Она блестит и лоснится на солнце.

Как сладостно они благоухают!

От одного прикосновенья к ним

Возможно опьянеть. О, дай мне их,

Обвей меня, засыпь, запрячь под ними,

Меня всего окутай, как плащом!

И под душисто-знойным покрывалом

Я на груди твоей усну…

(Звон колокольчиков слабеет).

БАЛЬКИС:

В моем саду есть тихий уголок,

Где не слыхать докучных попугаев,

Ни пенья птиц, ни рокота ручья,

Где высится лишь тамаринд печальный

Да ветки ив склоняются к волне.

Там нет кричащих красками цветов,

Удушливых и резких ароматов:

Жасминов, роз, левкоев, анемон, –

Звездой жемчужной в темных камышах

Там прячется стыдливо лотос белый

И тихо льет свой тонкий аромат.

И вот, теперь, я чувствую, ко мне

Доносится его благоуханье,

Как под крылами ветерка ночного

Протяжный вздох натянутой струны.

И, заглушая нежным ароматом

Все благовонья крепкие земли,

Оно растет,