близится сюда царица Юга,

Спешит вздохнуть усталый караван.

ИВЛИС:

И отдых будет сладок, о, так сладок,

Что, может быть, премудрая Балькис

Забудет здесь и радостную цель,

И блеск, и трон, и славу Саломона.

ИФРИТ:

Не верю, нет! В душе ее живой,

Подобно чистой лилии Сарона,

Тянущейся к божественным лучам,

Стремящейся. Как голубь, в высь лазури,

Не погасить небесного огня.

ИВЛИС:

Иль ты забыл? – Не я ли затемнил

Ее сознанье верованьем ложным;

Премудрая не ведает Творца,

Единого Создателя вселенной,

И молится Его творенью – солнцу,

Источнику сиянья и тепла.

Давно, давно за нею я следил,

Я был ее сопутник неразлучный,

Всегда, везде, повсюду, неизменно,

И путь ее тяжелый оживлял.

Я вслед за ней то гнался черной тучей,

То ураганом грозным налетал,

То, свив песок гигантскими столбами,

Свистящий смерч вздымал до облаков.

Но тщетно я страшил царицу Юга;

Не замечая ужасов пути,

Под мерный шаг на корабле пустыни

И медленно, но твердо и упорно,

Стремился вдаль усталый караван.

И вот, тогда поглубже заглянув

В бесстрашную и девственную душу,

Я стал дразнить желания царицы

Игрой неверной солнечных лучей.

Я ткал пред ней цветущие долины,

Пурпурные от блеска алых роз,

Свивал ей горы в лозах виноградных,

Ломавшихся под тяжестью кистей,

Манил ее прохладой темной рощи,

Бросающей таинственную тень,

И зноем дня измученное тело

Прельщал волнами призрачной реки.

Но к сладостно-пленительным обманам

Она была бесстрастно-холодна.

Над ней иные реяли виденья,

Нездешние над ней витали сны.

И медленно, но твердо и упорно

Стремился вдаль усталый караван.

И в бешенстве хотел я отступить.

Но, пролетая с бурею над морем,

Заметил я обломки корабля

И увидал на мачте уцелевшей

Трех человек. Два первые из них

Ничем мой взор к себе не приковали.

Но юноша с кудрями золотыми,

Обрызганный морской жемчужной пеной,

Измученный, усталый и больной,

Был так хорош, так женственно прекрасен,

Что я, заранее празднуя победу,

Велел волнам примчать его сюда.

ИФРИТ:

Он здесь?

ИВЛИС:

    Вот он лежит перед тобой.

ИФРИТ:

Как он хорош! О боже, все погибло!

Но нет, я спрячу, унесу его,

Иль обращу в цветок, в растенье, в камень…

Сюда, ко мне! Подвластные мне духи!

Слетайтесь все!

(Слышен шум крыльев).

ИВЛИС:

    Молчи! Не заклинай.

По власти высшей, данной мне судьбою,

Я искушал мудрейшую из жен.

Теперь в последний раз, клянусь, в последний,

Как жгучую, сладчайшую приманку,

Я юношу с кудрями золотыми,

Прекрасного, ей бросил на пути.

Не велика была б ее заслуга

Соблазнами слабейших пренебречь,

Но пусть теперь останется бесстрастной –

И я, я первый преклонюсь пред ней.

ИФРИТ:

Да будет так. Но стану я на страже;

Невидимый, я все же буду с ней.

Я огражду ее.

ИВЛИС:

    И ты увидишь,

В какое море зла, страданья, страсти

Повергну я премудрую Балькис.

(Исчезают оба).

(Приближается караван. Царица сходит с верблюда. За нею следует начальник каравана).

БАЛЬКИС:

Разбейте здесь походные шатры.

Я здесь хочу расстаться до рассвета,

Дождаться блеска утренней звезды.

Но для меня ковров не расстилайте;

Пусть белая верблюдица моя

Оседланной пробудет эту ночь.

Я возвращусь под сень узорных тканей,

На мягкий одр меж двух ее горбов,

И там усну. Когда же в путь далекий

Потянется с рассветом караван,

Чтоб ни трезвон бубенчиков певучий,

Ни крик погонщиков, ни спор рабынь

Не разбудили сон мой легкокрылый.

Я спать хочу спокойно, как дитя,

Под мерный шаг на корабле пустыни

В виденьях сладких грезить долго, долго,

И в волнах грез, как в бездне, утонуть.

Когда же диск пурпурового солнца

Пройдет свой путь обычный над землей,

И яркими багровыми лучами

На склоне дня окрасятся пески,

Тогда меня будите, но не раньше.

НАЧАЛЬНИК КАРАВАНА:

Осмелюсь ли напомнить я царице,

Что в зной полдневный тяжек переход.

Медлительней тогда идут верблюды

И падают невольники от стрел,

Низвергнутых велением Ваала

На дерзостных, вступивших в храм его,

Нарушивших безмолвие пустыни.

А ночью мы…

БАЛЬКИС:

    Довольно! Я сказала.

Я так хочу, и повинуйся, раб!

Постой. Когда к стране обетованной

Передовой приблизится верблюд,

И зоркие глаза твои увидят

Среди смоковниц, кедров и маслин

Блистающий дворец многоколонный,

Останови на время караван.

И пусть набросят лучшие покровы

На белого, священного слона,

И утвердят на нем мой трон великий,

Мой пышный трон, сияющий, как солнце,

Под куполом из страусовых перьев,

Колеблющих изменчивую тень.

Тогда в одеждах радужных, сотканных

Из крылышек цветистых мотыльков,

Воссяду я, превознесясь над всеми,

На славный мой и царственный престол,

Под балдахин мой, веющий прохладой.

И так явлюсь пред взорами того,

Кому нет тайн ни в прошлом, ни в грядущем,

Кому послушны гении и ветры,

Чей взор – любовь, чье имя – аромат.

(Начальник каравана уходит. За кущами пальм разбивают шатры).

БАЛЬКИС (одна).

    О солнце Востока!

На духом смятенную свет твой пролей.

К тебе я спешу издалека

От дышащих зноем полей.

Да буду я жизнью, зеницею ока,

Жемчужиной лучшей в короне твоей.

Да буду я счастьем твоим и покоем,

И сладостной миррой, и крепким вином.

Двух мантий мы пурпуром ложе покроем,

И трон