твой пусть троном нам будет обоим,

И будем мы двое в величье одном.

И спросят народы: о, кто это, дивная ликом,

Что делит и власть, и сиянье царя?

И скажут народы в восторге великом:

Пред солнцем зажглась золотая заря.

Мы слуг изберем из жрецов просветленных,

Нам будут петь гимны, курить фимиам,

И слава о нас пролетит по волнам.

И тьмы чужеземцев из мест отдаленных

Придут и смиренно поклонятся нам.

    О солнце Востока!

На духом смятенную свет твой пролей.

К тебе я спешу издалека,

Несу тебе нард и елей.

Бесценных несу я тебе благовоний,

Алоэ и смирну, аир и шафран,

И ветви душистых лавзоний,

Усладу полуденных стран.

Но лучший мой дар – это дар сокровенный,

Расцветший, как лотос, в прохладной тиши, –

Блаженство любви совершенной,

Сокровище девственно-чистой души.

Да минут навеки мои испытанья,

    Возлюбленный мой!

Прими утомленную в долгом скитанье,

    В разлуке земной.

Прими ее с миром, о солнце Востока,

И радостным взором приветствуй ее.

Далеко, далеко

Да будет прославлено имя твое!

(Темнеет. Сумерки. Царица подходит к камню и видит спящего Гиацинта).

Что вижу я? Красивый, бледный мальчик…

Он крепко спит, и кудри золотые

Рассыпались на золотом песке.

Проснись, проснись, дитя!

ГИАЦИНТ (просыпаясь)

    О чудный сон!

Мне грезилось, что по небу катилась

Лучистая и яркая звезда;

Я протянул к ней жадные объятья,

И женщиной она очнулась в них.

Не ты ль со мной, воздушное виденье,

Окутанное в призрачный покров?

Да, это ты?

БАЛЬКИС:

    О нет, мой мальчик милый,

Я не из тех, минутных жалких звезд,

Что падают в объятия ребенка,

Уснувшего в мечтаньях о любви.

Я – та звезда, что светит неизменно,

Всегда чиста, незыблемо спокойна,

Как первой ночью от созданья мира,

Зажженная над вечностью немой.

Я – та звезда, которая, быть может,

Сама сгорит в огне своих лучей,

Но не падет в объятия ребенка,

Уснувшего в мечтаньях о любви.

ГИАЦИНТ:

То был лишь сон.

БАЛЬКИС:

    Во сне иль наяву –

Не все ль равно? Действительность и сны –

Не звенья ли одной великой цепи,

Невидимой, что называют жизнью?

Не все ль равно, во сне иль наяву?

ГИАЦИНТ:

Нет, слов твоих неясно мне значенье,

Но голос твой, как нежной арфы звон,

Меня чарует музыкой небесной.

О, говори!

БАЛЬКИС:

    Испытывал ли ты

Когда-нибудь в твоей короткой жизни

Весь ужас смерти, всю тоску разлуки,

Так глубоко и полно, как во сне?

ГИАЦИНТ:

Нет, никогда. О говори еще!

БАЛЬКИС:

Ты чувствовал ли негу наслажденья

С безмерностью нерасточенных сил?

Любил ли ты с такой безумной страстью,

Так глубоко и нежно, как во сне?

ГИАЦИНТ:

Нет, никогда!

БАЛЬКИС:

    Ты видишь, я права.

Мы днем – рабы своей ничтожной плоти,

Принуждены питать ее и холить,

И погружать в прохладу водных струй.

И лишь во сне живем мы жизнью полной,

Отбросив гнет докучливых цепей,

Свободные, как гении, как боги,

Спешим испить от чаши бытия,

Спешим страдать, безумствовать, смеяться,

Стонать от мук и плакать от любви.

ГИАЦИНТ:

Зачем, скажи, небесные черты

Скрываешь ты ревнивым покрывалом?

О, подними туманные покровы,

Дай мне узреть таинственный твой лик.

(Царица поднимает прозрачное покрывало. Лунный свет).

Да, это ты! О радость, о блаженство,

Блеснувшее в волшебно-сладком сне!

Да, это ты! И быть иной не можешь…

И я любил и ждал тебя давно;

Я чувствовал, я знал, что ты прекрасна,

Ты – красота, ты – вечность, ты – любовь!

Но, вижу я, уста твои змеятся

Холодною усмешкой. На челе,

Увенчанном блестящей диадемой,

Надменное почило торжество.

Богиня ты, иль смертная – кто ты?

БАЛЬКИС:

На юге радостном, в Аравии счастливой,

  В трех днях пути от Санаа,

Раскинулась в оазис прихотливый

  Моя волшебная страна.

Там все блаженно без изъятья,

Все тонет в море красоты;

Друг другу там деревья и кусты

Протягивают жадные объятья,

Сплетаясь звеньями лиан,

И в спутанных ветвях, над вскрывшейся гранатой,

Порой колеблет плод продолговатый

На солнце зреющий банан.

Там не знаком смертельный вихрь самума;

Мои стада пасутся без тревог,

Лишь, веющий без шороха и шума,

Дыханье мирт приносит ветерок

И, чуть дыша, колышет знойно

Лазурный сон прозрачных вод.

Из века в век, из года в год

Там благоденствует спокойно

Благословенный мой народ.

Я та – чье имя славится повсюду,

Под рокот арф и лиры звон;

В сказаньях вечных я пребуду

Певцов всех стран и всех времен.

За разум мой, могущество и силу

Мне служат все, познавшие меня.

Я – Саба. Я молюсь светилу

Всепобеждающего дня.

ГИАЦИНТ:

Так это ты, премудрая царица!

Звезда моя!..

БАЛЬКИС:

    Зови меня – Балькис.

Три тысячи дано мне от рожденья

Прославленных и царственных имен,

Три тысячи, из коих лишь одно

Чарует слух гармонией чудесной.

Так мать меня звала. И это имя,

Слетевшее с любимых уст ее,

Останется в пленительных преданьях,

Родясь со мной, переживет меня.

Царица я народам мне подвластным,

Но ты, дитя, зови меня – Балькис.

ГИАЦИНТ:

Моя Балькис, я знал тебя давно;

От