В Мемфисе сели для дозаправки. Погода стояла пасмурная, накрапывал дождь. Городской аэропорт представлял собой низкое кирпичное здание с зеркальными окнами, выходящими на бетонное поле перед ангарами. Скотт едва не запутался с переводом часов: за окном было темно, почти как ночью, а стрелки показывали всего три пополудни. Хотелось скоротать время в баре, но Скотт удержался. Вместо этого он закурил и, потягивая колу, смотрел, как лужи покрываются рябью от падающих капель. Пока он пытался припомнить подходящую строчку из Байрона, небо над деревьями прорезал ослепительный излом, осветивший тучи. Разряд прошел где-то неподалеку, огни замигали, и все здание наполнилось гулом, будто от толпы раздухарившихся школьников. Стекла задрожали от порыва ветра, за которым последовали потоки воды. Грозовой фронт, оставшийся позади, теперь нагнал их. Объявление громкоговорителя подтвердило опасения Скотта: вылет откладывался, пока буря не утихнет.

Скука, царящая в маленьких аэропортах, не отличается от скуки вокзальной. Из-за задержки Скотт прибыл в Эшвилл позже намеченного, и к тому времени как он арендовал автомобиль и выехал из Трайона, приемные часы в больнице истекли. Он позвонил доктору Кэрроллу, чтобы предупредить, но все равно боялся, что Зельда расстроится. А от малейшего разочарования она могла сорваться.

Одно недоразумение и так успело случиться – из-за новых мокасин, которые она захотела. Старые были легкими, на меху, отлично подходили для холодной в это время года больничной палаты. Но Зельда заказала настоящие, сшитые вручную индейцами навахо, отделанные бисером. В письме она попросила Скотта сойти с поезда в Таксоне и купить ей несколько пар, хотя он не раз ей до этого говорил, что полетит самолетом. В утешение он отыскал для жены похожие мокасины в сувенирной лавке на Голливудском бульваре, сделанные где-то в Японии. Никогда не знаешь, как Зельда отнесется к подарку, а с подделкой и вовсе трудно было представить, как обернется дело. Исход зависел от ее расположения духа.

Прежние комнаты Скотта в отеле стоили зимой дешевле, однако сейчас ему был нужен номер на одного. Служащий не удивился, что гость остановится на одну ночь, и Скотт подумал: неужели страдания отразились на его лице? За чисткой зубов он пытался понять, тот ли он человек, что жил здесь раньше? Ночи на веранде, в «Садах», в Ницце… Только мотовству он не изменял нигде.

На следующее утро перед встречей с Зельдой доктор Кэрролл пригласил Скотта в кабинет, чтобы рассказать об успехах. Хотя на протяжении всего ее пребывания в больнице поведение Зельды было непредсказуемым – она то впадала в ступор, то бросалась на медсестер, по мнению доктора, благодаря новому режиму дня она постепенно шла на поправку. В последнее время случился только один приступ, после возвращения из Чарльстона, зато поездка во Флориду ей очень понравилась.

– Интересно, как Зельда поведет себя в Монтгомери, – сказал доктор. – Хорошая выйдет проверка.

Скотт подумал, что до Монтгомери еще будет Майами, но спорить не стал.

– Знаю, у вас с миссис Сейр были разногласия?

– Думаю, в конечном счете цель у нас одна, – ответил Скотт. – Не можем только сойтись в сроках ее достижения. После прошлого случая я хочу быть полностью уверен, что Зельда готова.

– О возвращении говорить еще рано. Но это уже пробный шар. Надеюсь, ей будет хорошо дома, так что постарайтесь держать себя в руках.

Подумать только, теща на него нажаловалась!

– Сделаю все, что могу, – пообещал Скотт, оставив остальные мысли при себе.

В коридоре его ждала снова изменившаяся Зельда. Одетая в чужие желто-коричневые вещи, она стояла с сумками и шляпой в руке, словно ждала автобус. Она похудела, подровняла челку. Когда Зельда улыбнулась, Скотт заметил, что стоматолог поработал над ее зубами. Вот уже пять месяцев он не видел жену и хотел в очередной раз извиниться, что бросил ее здесь.

Пока они обнимались, Скотт вдруг безотчетно испугался, что на нем мог остаться запах духов Шейлы.

– С Рождеством, дорогой! – сказала Зельда, и он на мгновение растерялся.

– И с Новым годом!

– Только посмотри, как ты загорел! А как посветлели волосы… – Она вытянулась и потрогала их, будто не верила, что они настоящие.

– Там постоянно солнце… Твоя улыбка преобразилась!

– Нравится? – Зельда обнажила десны и откинула назад голову, чтобы Скотт мог сам оценить новый зуб. Вблизи было заметно, что коронка выделяется особенной белизной.

– Прекрасно.

– Я хотела быть красавицей для тебя.

– У тебя получилось.

– Я так рада, что ты смог вырваться.

– Прости, что не приехал на Рождество.

Было ли хоть одно его слово правдой? Скотт вспоминал, как они с Шейлой гуляли по пляжу, вспоминал украшенную ракушками елку. В аду уготован круг для обманщиков. Может, его личной пыткой станет раз за разом возвращаться к ждущей жене.

Провожая их до машины, доктор перечислял все предписания, как арбитр, напоминающий противникам правила перед поединком. Захватил он и список рецептов. После всех рассказов о естественном лечении и здоровом образе жизни Скотта поразило число лекарств. «Секонал» он знал, потому что и сам держал его в ванной, однако остальные названия ни о чем ему не говорили. Скорее всего, успокоительные. Неужели Зельда и сейчас ими напичкана?

– Хорошенько отдохните! – напутствовал доктор Кэрролл, махая им вслед.

– Непременно! – пообещала Зельда.

В прежние времена они бы так и поступили. В Майами супруги всегда останавливались в местном «Билтморе» со всякой невзыскательной публикой. В зените славы они играли там пьяной компанией в гольф с Джорджем Рутом[95] и голышом плавали в огромном бассейне, устроенном на манер римских бань, а собственное белье надевали на статуи на террасе. Теперь же великолепие этого места напоминало только о том, сколько они просаживали здесь за ночь. Плавали, играли в гольф, вставали рано разве что ради глубоководной рыбалки, ужинали в помпезном ресторане…

Доктор оказался прав, Зельда вела себя покладисто, даже ласково, но каждая минута рядом с ней превращалась в пытку. В качестве подарка на прошедшее Рождество она преподнесла Скотту автопортрет в образе верховной жрицы. В ниспадающих золоченых одеждах, с кошачьими глазами и высокими скулами она зловеще поднимала вверх три пальца в предзнаменование беды. Скотт изобразил приятное удивление, а сам думал только о том, где спрятать подарок от Шейлы. Зельда не могла нарадоваться новым мокасинам, но восторгалась и омлетом, который им подали в номер, и попугаями в холле отеля, и полем для крокета, будто была слегка навеселе. Весь мир казался ей «чудесным», «волшебным» и «божественным». Скотт думал, что жена просто рада вырваться на свободу, рада его присутствию. Ее натуре всегда была свойственна некоторая театральность, и, конечно, Зельде хотелось видеть идиллию в их отношениях, однако сейчас воодушевление казалось приторным. Скотт подозревал в ее возбужденности неуклюжую уловку, ждал, что рано или поздно ей надоест играть и явится ее истинная измученная сущность. Но когда терпение Скотта стало иссякать, ему пришло в голову, что у него разыгралось воображение, подогретое чувством вины. Каким бы ангелом она ни была, он все равно нашел бы к чему придраться.