Розалинда, – тебе бы открыть павильон у дороги с вывеской «Мадам Белинда, спиритуалистка». Ты могла бы заработать целое состояние, рассказывая людям о загробной жизни. – Она рассмеялась, а вслед за ней и Дафни.

– У нее и ассистентка есть, – сказала Дафни, глядя на меня. Отец с сестрами тоже перевели на меня взгляды, и я в замешательстве отвернулась.

Затем потянулись нескончаемые часы в нашей гостиной, где я тихо играла с Зили, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Все время, пока Розалинда красила себе ногти розовым лаком от «Ревлон» и читала последний выпуск «Мадемуазель», она поглядывала на меня, а через некоторые время начала зевать, всем видом показывая, что нам пора удалиться, а ей – спать.

Несмотря на проблемы в школе, я не собиралась отказываться от своих ночных бдений: одеяло, подушка, фонарик, Нэнси Дрю. На следующее утро Зили вскочила неожиданно рано; я задремала на стуле и проснулась от того, что она трясет меня за плечо. При виде ее голубой ночной рубашки и длинных каштановых волос я вздрогнула.

– Ты что, всю ночь здесь спала? – спросила она, выглядывая в окно – туда, куда был повернут мой стул. – Мама же сказала, что ее там нет, – сказала Зили и забралась обратно в постель.

В ночь полнолуния, закончив читать последний роман с полки Зили: «Тайна особняка, покрытого мхом», я выключила фонарик. Я не запомнила и половины из прочитанного, но перелистывание страниц хоть как-то меня занимало. Я закрыла глаза, чтобы они привыкли к темноте, а когда вновь открыла их, заметила за окном какое-то движение.

На участке кто-то был – белая фигура, освещенная лунным светом. Моя кожа покрылась мурашками. Я вскочила, уронив книгу и фонарик.

– Что случилось? – пробормотала Зили, а потом повернулась на другой бок и снова уснула.

Инстинкт говорил мне спрятаться под одеялом, но этого я сделать не могла: а вдруг нас навестила Эстер? Стараясь не издать ни звука, я открыла дверь спальни. Из гостиной доносилось легкое посапывание Розалинды. На цыпочках я прошла по коридору к лестнице.

В родительском крыле было темно, и я подумала, не разбудить ли маму, но лишний раз обнадеживать ее мне не хотелось – сначала нужно было убедиться во всем самой. Я встала на верхней ступеньке, прислушиваясь, не откроется ли входная дверь. Если бы она открылась, я бы бросилась в комнату Белинды.

Так, под тиканье часов в холле, я простояла несколько минут. Снизу не доносилось ни шороха, и я потихоньку начала спускаться, крепко держась за перила, чтобы не споткнуться в темноте. Видно ничего не было – на ощупь пробравшись к входной двери, я обнаружила ее незапертой и приоткрытой. Я потянула дверь на себя, впустив в дом холодный осенний воздух, и тут же осознала, что даже не накинула поверх своей розовой ночнушки свитер, пальто или хотя бы халат, да к тому же была босиком. На переодевание времени не было; я сбежала вниз по ступенькам крыльца и обогнула дом, шлепая босыми ногами по влажной, холодной траве.

Фигура все еще была там – или скорее ее неясное очертание в свете луны. Я заставила себя сделать один шаг, потом второй, пока не дошла до калитки. Открываясь, она скрипнула, и фигура повернулась ко мне:

– Эстер? – Теперь я видела, что это мама. Она и была призраком.

– Мама, – прошипела я, оборачиваясь на окна нашего дома. – Что ты здесь делаешь? Тебе попадет!

– Эстер? – снова сказала она слабым, полным надежды голосом.

– Нет, мама, это я, Айрис.

Она подошла ближе и схватила меня за плечи. Ее глаза были полны ужаса. Я уже однажды видела этот взгляд – перед свадьбой: «Они идут за нами, Айрис. Беги!» Тот же ужас я видела в глазах Эстер в ее предсмертные мгновения.

– Это я, Айрис, – повторила я, надеясь вернуть ее реальности, не в силах выносить ее взгляд. – Это Айрис!

Наконец она поняла, кто перед ней: дочь, но не та, которую она ждала.

– Я знаю, что ее здесь нет, – помедлив, сказала Белинда с тяжестью в голосе. – Но мне нужно было убедиться. Раньше по ночам я чувствовала в доме ее запах, но теперь и он ушел.

– Запах ее духов? – спросила я, и Белинда кивнула. Значит, она тоже его слышала. Мне не показалось. Эстер действительно приходила в дом.

Она отпустила меня и сразу вся как будто обмякла. Я потянулась к ней и схватила ее за руку.

– С ней все хорошо, мама.

– Нет, не хорошо. Я дома уже почти месяц, а она так и не пришла. Мне нужно знать, – сказала Белинда, и голос ее дрогнул. Она не плакала несколько недель, но сдерживаться больше не могла. Я отвернулась, понимая, что это очень плохой знак.

– Мне нужно знать, что с ней все хорошо, – сквозь слезы сказала она.

Я уговорила Белинду вернуться в дом; мы обе были без верхней одежды и обуви. Я включила свет в холле, и мы пошли наверх, оставляя за собой грязные следы. Проводив ее до спальни, я прошептала: «Я сбегаю за полотенцем», но она уже забралась в постель, как была с грязными ногами, и натянула одеяло до подбородка. Не дожидаясь приглашения, я проскользнула к ней и устроилась рядом, пытаясь согреться. Я никогда не бывала в этой спальне ночью, поэтому стала размышлять о том, окружают ли нас духи чэпеловских жертв. Даже если да, Белинда никак на это не реагировала. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.

– Мама? – сказала я, но она не ответила. Я уткнулась головой в сгиб ее руки и заснула.

На следующее утро, наслаждаясь мягкостью подушек и нежным прикосновением простыни к моей коже вместо объятий деревянного стула, я куталась в одеяла, вдыхая их теплый аромат. Едва осознавая присутствие мамы, я лежала в приятной полудреме и не вспоминала о событиях предыдущей ночи.

Не открывая глаз, я попробовала снова уснуть, но вдруг почувствовала, что кровать слегка подрагивает. Я открыла один глаз и увидела Белинду – мама тихо плакала, прикрыв лицо руками.

– Моя дорогая девочка, – говорила она.

Я выбралась из вороха одеял и попыталась сесть.

– Эстер приходила? – спросила я, положив руку на запястье Белинды и оглядываясь по сторонам. Кроме нас, в комнате никого не было, но я почувствовала надежду – мне показалось, что ночью к Белинде все же приходила Эстер и наши испытания на этом завершатся.

– Нет, – ответила Белинда. – Она не придет.

– Придет, – возразила я, убеждая саму себя, что так оно и будет.

Белинда перестала плакать, убрала руки от лица и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Она уже далеко. Я больше ее не чувствую.

– Может быть, она и правда рассердилась на нас за то, что мы сделали?

– Нет, цветочек. Я точно знаю, что, когда она ушла от нас, ей стало понятно, почему мы так себя вели. И она была благодарна нам за это.

– Откуда ты знаешь?

– У меня дар – наверное, это можно так назвать. Мне его передала мама, когда умирала. Не знаю, был ли он у нее, но благодаря ей я всегда знала и чувствовала то, что недоступно другим людям. Например, в этом доме я каждую ночь вижу призраков, а больше их не видит никто.

– Чэпеловские жертвы.

– Их манит этот дом и притаившаяся здесь тьма. Но со временем я поняла, что они не желают нам плохого. Им лишь нужно, чтобы их замечали. Мне бы радоваться, что Эстер отправилась к свету, и все же…

Внутри нее что-то надорвалось. В глазах промелькнул ужас, и я поняла, что этот миг настал. Она сходила с ума.

– Не бойся, мама, – сказала я самым нежным своим голосом, пытаясь не дать ей погрузиться слишком глубоко.

– Я больше никогда ее не увижу, и эта боль невыносима, – сказала она, и в эту секунду то, что она все это время пыталась сдержать, вырвалось наружу. Она начала кричать. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так кричал. Она сжала голову руками, ее лицо покраснело, на лбу и шее вздулись вены, рот раскрылся так широко, что оттуда могла бы вылететь стая птиц. Чудовищный звук не прекращался и был таким мощным, что все