Кит начинает меня раздевать, а я просто жду финала. По большому счету это и есть моя основная обязанность: терпеть и ждать, когда все закончится. Наверное, нужно поблагодарить правительство за то, что оно решило сократить срок этого ожидания.

Неправдоподобно как-то получается. Складывается впечатление, что все ранние годы жизни я только и делала, что терпела насилие. Каждый день ты поднимаешься с постели, приводишь себя в порядок, бредешь на дорогу, ждешь школьный автобус, сидишь на уроках, вечером воюешь с братом за последнюю порцию арахисового масла, ругаешься с Ларри… Обычная жизнь. Ты остаешься наедине с дедом, братом или другом семьи, что-то происходит с кем-то из них, и тебя насилуют, а потом все снова входит в свою колею. Ты отказываешься верить в произошедшее, стараешься убедить себя в том, что ничего этого не было, но потом все повторяется. Все всегда повторяется. 

* * *

В сторожке я провожу несколько дней, а потом знакомлюсь с парнями, которые едут автостопом в соседний штат, и присоединяюсь к ним. Недели через две мне приходится вернуться. Ларри не хочет меня видеть. Кит молчит. Айлин устраивает дикий скандал мужу, и мне все же разрешают остаться. Впрочем, я готова на все, лишь бы не задерживаться надолго в этом доме. Я зависаю у Донны, в брошенных машинах на стоянке или под автомобильным мостом, который построили еще в лучшие для Мичигана времена. За ночь по этому мосту редко проезжает больше десятка машин, и место вполне пригодно для того, чтобы выспаться. Разве что иногда сюда приходят компании школьников. Их я избегаю. Не столько из-за того, что они могут мне навредить, сколько из-за их самодовольных улыбок. Так же обычно ухмыляются мои знакомые, узнав, где я ночую. Когда в маленьком городе вдруг исчезает человек, ему начинают дико завидовать, ведь велик шанс, что он где-то добился успеха. Если вдруг видишь пропавшего под мостом, скрыть радость бывает сложно.

Как видите, я не живу размеренной жизнью богобоязненной девушки из маленького городка, поэтому замечаю, что беременна, лишь когда все возможные варианты уже упущены. Да я бы и не избавилась от ребенка, это и против Бога, и против людей. К тому же перед медицинским центром, где делают аборты, день и ночь дежурят люди с плакатами – они проклинают и забрасывают грязью каждую девушку, которая туда приходит. Становиться матерью я тоже не собираюсь. Знаете, в пятнадцать лет еще веришь, что твоя жизнь когда-нибудь переменится к лучшему.

Я возвращаюсь домой, когда меня начинает тошнить по утрам. Поначалу все идет сносно. Я просыпаюсь, завтракаю и отправляюсь слоняться по городу, а вечером возвращаюсь и часами сижу на деревянном крыльце, пытаясь заставить себя войти. Айлин быстро понимает, что я беременна, но не задает никаких вопросов, предпочитая не обращать внимания на изменения в моем теле. Кит целыми днями пропадает где-то в городе, а потом вваливается домой, едва держась на ногах. От него всегда пахнет травкой, но со временем я начинаю замечать следы уколов на его руках и понимаю, что все плохо.

– Не твое дело, Сигаретная Хрюшка! Нечего на меня пялиться, – ворчит он и одергивает рукава свитера.

По правде говоря, мне и правда нет до этого никакого дела. Кит старше меня на два года, и я привыкла думать, что он взрослый и, значит, всегда принимает верные решения. Вскоре он начинает худеть, иногда вдруг невпопад улыбается или, наоборот, орет что-то непонятное. Воровать деньги у Ларри он принимается примерно через пару месяцев после моего возвращения. Конечно, дед решает, что это моих рук дело, и устраивает жуткий скандал. Пока он бьет меня по лицу, я молчу, ведь сильнее всего мужчин раздражает мысль, что они не могут причинить достаточно боли. Я понимаю это лет в пять и учусь молча сносить удары. Обидчик не заслуживает того, чтобы наблюдать за твоими страданиями. Не стоит доставлять ему такое удовольствие.

– Не трогай меня, я беременна! – кричу я, когда он пытается пнуть меня в живот.

Мой окрик действует на него отрезвляюще. Ларри брезгливо сплевывает, говорит мне что-то грязное и отправляется смотреть телевизор – как раз начинается вечернее ток-шоу.

Питер не показывается у нас, наверное, неделю после моего избиения. Через месяц он снова меня насилует, но в этот раз я уже никому ничего не говорю.

Мальчик появляется на свет здоровым и красивым. Монахини в приюте одиноких матерей хвалят меня за то, какого хорошего ребенка я родила, и обещают найти ему достойных родителей. Прозвучит ужасно, но я ухожу оттуда с легким сердцем. Меньше всего на свете мне хочется, чтобы мой сын познакомился с Ларри или Китом. И уж тем более я гоню от себя мысли о том, кто настоящий отец ребенка. Оставив его в приюте, я смею надеяться на то, что ему не придется пережить тот кошмар, в который довелось погрузиться мне.

Мы с Донной ночуем у одного нашего приятеля, однако спустя несколько дней появляется Кит и бесцветным голосом сообщает, что умерла мама. Айлин. Я называла ее по имени с тех пор, как узнала, что она приходится нам бабушкой, но в глубине души всегда считала своей настоящей матерью. Никто ничего не объясняет. Говорят, что виной всему печеночная недостаточность, но до этого никаких проблем со здоровьем у Айлин не наблюдалось. Ларри ничего не хочет обсуждать. Вплоть до похорон я ночую дома, но, когда мы выходим из церкви, он заявляет, что не желает меня видеть. Без Айлин в том доме меня больше ничего не держит, но я надеялась пробыть там какое-то время, пока не найду способ уехать из города. Вечером после похорон Ларри напивается и просто вышвыривает меня на улицу в одних шортах и футболке. Остается только плестись в убежище – наш ветхий шалаш в лесу, который никогда меня не подводил.

Кит находит меня на следующий день. Он привозит кое-какие вещи и обещает, что стащит у Ларри немного денег. Я понимаю, что, даже если он сделает это, вряд ли я их увижу. Но в такой миг почему-то хочется надеяться на то, что кто-то придет и спасет тебя. Так всегда бывает в кино. Нужно дойти до самого дна, чтобы появился ангел и выручил тебя. Кит мой старший брат. Иногда он издевался надо мной, иногда насиловал. Но я помню и того Кита, который защищал меня от соседских мальчишек, когда мы обустраивали наше убежище. Я не жду от него удара в спину, хотя стоило бы поостеречься. Брат уже основательно