Акробат мгновенно преобразился, он подошёл к Осипу и, обняв его, долго прижимал к себе.

– Спасибо, брат, – шептал он, – спасибо. Извини, что я плохо подумал о тебе. Не знаю, почему, но мне казалось… А ладно! Спасибо, Ёся, ты настоящий друг. И в любви толк понимаешь.

– «Настоящий друг», – иронично передразнил Брамс. – А другу даже не сообщил. Не доверяешь?

– Ну, извини, я… я… в общем, это не доверие, Ёся, честное слово, просто я постеснялся.

Осип рассмеялся:

– И когда же это ты в скромняжку превратился? – Брамс, обращаясь к Ольге, спросил: – Оля, ты что с мужиком сделала?

Оля стояла у порога и улыбалась.

– Ну, проходи, – сказал ей Акробат, – чего ты там встала как вкопанная. Я же тебе говорил, всё будет хорошо.

– Мне надо руки помыть, – смущённо сказала Ольга.

– Ну, так иди, мой, – усмехнулся Митя, – расслабься.

Через несколько минут Ольга угощала мужчин разносолами.

– Я тут с утра супчик гороховый сварила и пельмешек налепила. Варить не стала, отправила в морозилку. Хотела пирожков настряпать, но не успела, Митя торопился. Располагайтесь, сейчас будем обедать.

Брамс, наблюдая за Ольгой, поймал себя на мысли, что именно вот такая женщина и нужна Акробату. И накормит, и приласкает, и, если надо, «воспитает». В ней чувствовался дух той, которая и в избу горящую войдёт, и коня на скаку остановит.

«А что ты хотел, – думал Брамс, – девка, видимо, горя хапнула достаточно, раз наш Акробат говорит, что судьба у неё была трудная. Конечно, их нужно поддержать, помочь им, смотришь, и всё наладится. Митька мечтал обзавестись семьёй, как он говорил, стать «белым человеком» и учить внуков азбуке. Возможно, это время и пришло…».

Пообедав, Осип Емельянович отправился к своей возлюбленной, сегодня он решил идти до конца.

Глава 20. Чего тут калякать? Давай свадьбу стряпать!

Брамс по дороге домой купил букет алых роз. Войдя в квартиру, он не спеша разделся и проследовал на кухню. Дарья, опершись локтями на подоконник, смотрела в окно и что-то напевала себе под нос.

– Здравствуй, дорогая! – тихо произнёс Осип Емельянович. Женщина от неожиданности вздрогнула и обернулась:

– Напугали, Осип Емельянович, как это вы так тихо вошли, я даже не услышала.

Брамс молча протянул цветы и, подойдя вплотную, встал перед ней на одно колено, поцеловав руку и торжественно объявил:

– Дорогая Дарья Андревна, прошу вас стать моей женой.

Повисла довольно продолжительная пауза. Осип не торопил, он прижался к её бёдрам и терпеливо ждал ответа. Наконец, Дарья пришла в себя и тихо сказала:

– Я согласна. Согласна.. но…

Тут Брамс не выдержал, поднялся с колен и, заглядывая в глаза женщине, испуганно спросил:

– Что «но»? Говори же… Что означает это «но»?

– Не пугайтесь, Осип Емельянович, прошу вас…

– Даша, ты мне скажи, ты любишь меня? – голос у Осипа Емельяновича предательски дрожал.

– Да. Я имела в виду… как бы это правильно сказать…

– Правильно – неправильно, ты говори прямо, вместе разберёмся. Ну, не томи!

– Нам нужно дождаться Константина Евсеевича, – выпалила Даша.

– Ты это к чему? – удивлённо спросил Брамс. – Ты собираешься куда-то уезжать?

– Нет, конечно, – улыбнулась Дарья, – но хотелось бы получить его согласие на наш брак.

– Это ещё зачем? – вытянул лицо Осип Емельянович.

– Ну, как это говорится, получить благословение, что ли…

– Смешная ты, Дашка, – рассмеялся Брамс. – Благословляют обычно молодых их родители, принимая выбор своих детей. А Константин Евсеевич твой ровесник…

– Это не имеет никакого значения! – перебила Дарья. – Для меня этот человек как отец родной. Можно даже сказать, это мой второй отец. И возраст здесь абсолютно не важен, Константин Евсеевич столько сделал мне в этой жизни добра, что мне не хотелось бы без него, то есть без его напутствия, присутствия выйти замуж. Надеюсь, вы меня понимаете, Осип Емельянович?

– Да понимаю! – Брамс обнял Дарью и поцеловал её в губы. – Я не возражаю, пусть будет так.

– Спасибо, – Дарья опустила глаза, – тем более, он вас уважает, вы солидный человек, писатель…

– С писателем, Даша, всё не так просто! – тяжело вздохнул Осип. – Я должен тебе признаться… В общем, Дашенька, никакой я не писатель. Самозванец я. И даже не знаю, чем всё это закончиться.

– Вы шутите? – всплеснула руками Дарья. – Нет-нет-нет! Скажите, что вы пошутили.

– Сказать-то я могу, но я не могу тебе врать. Я предложил тебе создать семью, и не хочу, чтобы она начинала свою историю со лжи.

– Я не верю своим ушам! – воскликнула Дарья. – А как же всё это? – она раскинула в стороны руки и кивнула на стены, на дверь. – Зачем он поселил вас в свою квартиру? Как такое могло случиться?

– По ошибке, – уныло улыбнулся Брамс.

Осипу Емельяновичу пришлось рассказать возлюбленной всё в подробностях. Она слушала его, разинув рот. В конце рассказа покачала головой и сказала:

– Ну, и ничего страшного. Моя мама говорила, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Не боги горшки обжигают. У вас впереди ещё очень много времени. Напишете вы свой роман со счастливым концом. Да такой, что читатели будут им зачитываться. А я вам помогу в этом деле.

– Каким образом? – пришло время изумиться Брамсу.

– Вы знаете, кем я работала в Ростове-на-Дону? – ухмыльнулась Дарья Андреевна.

– Ты никогда об этом не рассказывала, – пожал плечами Осип Емельянович, – но хотелось бы узнать.

– Как ваша дочь, учительницей русского языка и литературы!

– Ёпрст! – ахнул Брамс. – Как же так? И не жалеешь? С таким образованием пойти в домработницы…

– С каким таким? – криво усмехнулась Дарья. – Что оно мне дало это образование, кроме головной боли? Это раньше учитель был и для учеников, и их родителей, и даже для соседей, словно инопланетянин, святой человек. А сейчас что? Я вспоминаю свою работу, как страшный сон. Вместо того, чтобы заниматься с детьми, имею в виду, вне уроков, постоянно строчишь всякие дебильные отчёты, и самое главное, все понимают, что они никому не нужны, что это просто формальность, но не сдашь вовремя бумажки, затаскают, засыплют выговорами, ещё и рублём накажут. Я даже дома была вынуждена каждый день «работать». Когда я поступала в «пед», думала, что изменю этот мир. А когда начала работать, поняла, что это мир меня меняет, причём не в лучшую сторону. Выяснилось, что мы теперь не учим, а оказываем образовательные услуги. А раз оказываешь услуги, будь добра выслушивать претензии от заказчика этих услуг. Я всё понимаю: учитель готов нести ответственность за качество своей работы, только вот качество определяется не успеваемостью твоих подопечных, а умением составлять отчёты и способностью сдавать их вовремя. Иными словами, работая учителем, я прошла через немыслимые унижения, оскорбления, угрозы от неадекватных родителей. Представляете, приходит ко мне папа моего ученика, с золотыми зубами, на бычьей шее висит полукилограммовая «златая цепь», – язвительно произнесла Дарья, – все руки в перстнях, и говорит мне: «Слышь, училка, ещё раз моему сыну поставишь «пару», выловлю после работы, остригу на лысо, я всё сказал». И ушёл. И что мне делать? Рисковать? Идти на принцип? А зачем? Ради чего? Мне своего сына поднимать нужно, а я буду за каких-то оболтусов подставляться. Да на, жри, обожрись своими «пятёрками». Я принципиально не стала ставить ученику даже четвёрки. Встретила как-то на улице его папашу, он меня благодарит и протягивает бутылку коньяка, мол, в знак благодарности. Ну, не дурак ли? Как будто фальшивые «пятёрки» твоему ребёнку ума добавят. В общем, собралась я, Осип Емельянович, да и переехала в столицу. Чем я тут только поначалу не занималась, и уборщицей работала, и цветы продавала, одно время в супермаркете даже грузчиком работала. А потом судьба свела меня с Константином Евсеевичем.