Один раз я видел и понимал, что Солнышку могло зашибить камнями, и даже пытался отогнать дурёху подальше. Но не каждую же минуту думать, кого там из фельдшеров может убить и каким образом… Вот нас-то могло, да ещё как — в любой миг!

— Да что там рассказывать! — махнул я отчаянно рукой. — Город всё равно сдали. Ну, помогли мы немножко раненым — и что тут такого? Нас попросили — мы помогали. Вы бы на нашем месте сделали то же самое.

«Лесть — это та пища, которую скушает любой человек. Воин никогда не должен питаться лестью, но и не должен забывать, что её можно использовать в свою пользу, располагая к себе нужного человека,»- похвалил меня Учитель.

Детишки за столом стали шумно спорить, кто из них и чем бы помогал своей армии. Очень скоро стало понятно, что два хозяйских пацанёнка мигом бы перебили половину всех нихельцев (за час), а их сестричка перебинтовала бы всю нашу армию, по рукам и ногам.

Моя жена — молодец! — вставил своё слово Малёк, и я опять чуть не поперхнулся, уже успев забыть, что я их, между прочим, с утра успел «поженить». — Она же сама раненых лечила, а мы уж так, на подхвате у ней ходили…

Ага, а наш полковой фельдшер, стало быть, только и делал, что моровку в сторонке смолил, на нас с Солнышкой глядючи… Не знаю, заметили хозяева или нет, что я постоянно кашляю, и какими взглядами мы перекидывались за столом. По крайней мере, вслух нам ничего не сказали, чинно прихлёбывая из кружек.

— А нихельцы у вас в селе были? — спросил я.

— Были, куды ж без них… — протянул староста как-то странно.

Я сразу понял, что на эту тему я тут никого не раскачаю: похоже, недавний визит врагов затронул что-то личное, которое хозяева ворошить не хотели. Вот и хлебосольная хозяйка дома пригорюнилась и посерела. Обычно бывало так: если у селян стащишь, например, тощую курицу, то крику они потом разводят столько, как будто у них увели последнюю любимую дойную корову. А если, скажем, пышнотелую девицу их ловко совратишь, без принуждения, то помалкивают, словно воды в рот набравши.

Кое-как мне удалось выяснить, что тут был небольшой отряд, командир которого напыщенно возвестил о том, что местные жители поимели счастье стать подданными Её Величества Королевы Нихелии и Борока, и отныне они будут платить налоги совсем в другой карман. Староста, сидевший перед нами и назначенный на эту общественную повинность три года тому назад, так старостой и остался, но только, однако, уже считался как бы «иностранным» начальником. (Кстати, тот нихельский отряд увёл с десяток мужиков с телегами на расчистку Гренплеса; вполне возможно, что они нам попались по пути — ведь не пустая же была дорога: видели мы и поспешавших нихельцев, и повозки жителей нашей страны, — как в сопровождении нихельцев, так и катящие сами по себе, как наша.) Быть может, мужик тяготился этим своим «новым» назначением? — как знать… Ведь теперь он волей-неволей должен был помогать заклятым врагам, хотя бы той же расчисткой Гренплеса.

Значит, нихельцы были, но вернулись назад. Это хорошо: нам не нужно натыкаться на такие летучие отряды, которые тут новую власть показывают. Но староста уменьшил мою радость: по его словам, нихельцы в селе появлялись несколько раз, причём многие, не задерживаясь, двигались дальше — как в сторону города, так и в сторону степей, где ещё имелись селения. Так что сам Пресветлый не смог сказать бы, встретим мы врагов или нет.

Семья старосты, как нетрудно оказалось понять, нихельцев очень не любила, поэтому с такой жадностью была готова выслушивать рассказы о том, как кто-то с ними воевал или хотя бы помогал наших раненых спасать. Поэтому я, сообразив, какие тут главные приоритеты, начал травить байки… э-э-э-э… скажем так: рассказывать почти правдивые истории о том, как мы с Мальком, не покладая рук, от чистого сердца, почти бескорыстно (только за еду), вкалывали на благо обороны города: разгружали обозы, ухаживали за лошадьми, помогали готовить обеды — одним словом, дали всем поучительный пример того, как нужно работать для родной страны в годы войны, не требуя наград и даже достойной оплаты труда.

Мой друг, правильно уловив суть главной моей идеи, очень живо мне поддакивал, добавляя в мой пространный рассказ свои примеры, личные воспоминания и замечания, причём, разумеется, совершенно искренне. Ведь мы те же самые камни не только кидали во врагов с крепостных стен, но и своими руками затаскивали на эти стены — когда отбывали повинность как дезертиры. Мы их передавали по цепочке, из рук в руки; за сутки такой монотонной тяжёлой работы у нас тупели и кружились головы, спины — не разгибались, а руки болели и отваливались. Мы не врали; как можно было усомниться в правдивости наших рассказов, приправленных глухой досадой на… скажем так: руководителей нашего дармового труда? Тут уж и наша Солнышко, слушая такое искреннее излияние души о нашем добровольном трудовом геройстве, сама, разинувши рот, присоединилась к благодарным слушателям.

Одним словом, мы неплохо закусили. Нам и выпить предлагали, но я, скрепя сердце, отказался: потом и переночевать бы пришлось у гостеприимных крестьян в сарае, а там, глядишь, к нашей подруге потянется очередь жаждущих исцеления, а к нам — желающих дровишек нарубить с малыми расходами. Потом благодарить начнут, да опять с выпивкой и с подробными рассказами… Ну их! Эдак мы тут до зимы застрянем, да ещё и сопьёмся.

И снова дорога, и снова изнуряющая, отупляющая тряска на телеге. Только, кажется, Миляге всё равно: у неё вся жизнь состоит из того, что нужно быть запряженной и тащить, тащить возок туда, куда укажут, отмахиваясь хвостом от мух.

— Что ж вы творите?! — пытался я вразумить друзей. — У нас какая легенда, а? Малёк — недоумок, Солнышко — знахарка, я — просто ваш брат. Так какого же вы начали языком молоть? Забыли, чему нас Ухват учил?! Мы же ведь чуть не спалились!

— А ты сам чо?! — окрысился Малёк. — Назвал нас супругами!

— Пришлось…

— Но они же хорошие люди! — возмутилась девушка. — Они же так за город переживали! Им хотелось знать подробности — я и рассказала, что знала…

Я возвёл очи горе:

— Боже, не оставь нас в доброте своей… Ребята, вы что, не понимаете, что никогда никому нельзя доверять? Вот приедут завтра нихельцы в село, возьмут старосту за грудки: кто тут у тебя гостевал?! — он и расскажет им всё, что слышал, и даже то, что сам про себя решил. Это они при нас горячие патриоты, а при нихельцах какие??? Если мы сказали, что помогали раненым солдатам, то тот же староста скажет врагам, что мы в Гренплесе главными защитниками были — лишь бы его семью не трогали. Или жена его так скажет. Неужели вы ещё людскую сволочную натуру не понимаете?! Детишек вроде бы уже знаете, как делать, а неужели не знаете, как люди всё умеют извращать, когда выкручиваются?!

— Ну, ты!.. — вспылил Малёк. — Если такой умный, то и езжай дальше один!

Он соскочил с телеги, а потом стянул с неё и пискнувшую Солнышко в охапку. Яростно схватил свой мешок и зашагал назад, чуть ли не силком волоча за собой растерявшуюся подругу за локоть.

О, Господи, лик твой ясен…