– Вот! Они самые! Кен-тав-ры!

Анна улыбнулась.

Приятно видеть восхищение в глазах своего ребенка.

– Ты тоже так научишься.

– Правда?

– Мы сюда будем часто ездить, – пообещал Борис Викторович.

Они всласть накатались, пообедали в ресторане, купили детям по несколько игрушек, посмотрели фильм в небольшом частном кинотеатре и возвращались домой довольные до безумия.

День получился действительно замечательный.

И за все это время Борис Викторович ни разу не вспомнил о Лизе. Вот ни разу.

Ни на пять минут, ни на секунду…

Наваждение какое-то! Но ведь полное ощущение, что это был день, проведенный с семьей! И от себя правду скрывать получается все хуже и хуже.

Да, семья…

Валежный. Сарск

– Сколько сейчас у нас людей?

– У нас восемнадцать тысяч человек. У Логинова двадцать две, но там еще корпус Алексеева.

– А у Калинина?

– Порядка шестидесяти тысяч.

Валежный помрачнел.

Да, это много. Это очень много, но бить их все равно надо.

– Есть телеграмма от Изюмского.

– Давай сюда.

Телеграмма Валежного порадовала.

Изюмский писал, что напал на Зараево, отбил его у Комитета Освобождения (жаль, поймать комитетчиков не удалось, очень быстро бежали), и он готов двигаться дальше. Людей у него немного, всего тысячи полторы, но если он захочет…

Если Валежный поможет…

Валежный тоже хотел помочь. И сейчас мог это сделать. Вольная была в его руках.

– Телеграфируй Логинову. Пусть поделится.

Армейские склады – штука такая… с них не одну армию обрядить можно – шесть! Если, конечно, как следует потрясти интенданта.

Окрестности Хормеля, Русина

– Братия! Нам великий шанс выпал! Ежели падет Русина, станет свободной наша волость! Станет возможной наша воля! Сами решать будем! Свое государство построим! Вольности ждут! За них бороться будем, братия!

Говорящий взмахнул папахой и спрыгнул с телеги.

Его проводил гром аплодисментов, но мужчина, не обращая на них внимания, подошел к ближайшему костру, уселся, ловко вынул из костра головешку и прикурил папироску.

– Хорошо…

Вино и спиртные напитки он на дух не переносил. А вот табачком побаловаться любил.

– Никон Иваныч?

Рядом опустился парень лет двадцати, уставился на обожаемого вождя глазами преданной собаки.

– Чего тебе, Сенька?

– Никон Иваныч, неужто вольности дождемся?

Мужчина затянулся еще раз. Помолчал немного. И ответил – рассудительно, взвешенно:

– Вольность, Сенька, просто так не дается. Ее с боя брать приходится, как предки наши воевали, как жизнями платили, чтобы их дети выжили. Так и мы…

– Так мы ж завсегда готовы!

– Оно так. Но мыслю я, Сеня, другое. Валежный на Звенигород пойдет, это понятно.

Сене это тоже было понятно.

– Пламенный умирать не хочет. Но и войска у него сейчас никакие. После фереев, после Сарска, после Ас-Дархана… нет, с Валежным впрямую и я сойтись побоюсь.

– Вы?!

В глазах Сени было тесно изумлению. Как?! Обожаемый вождь, легендарный уже Папаша, кого-то боится? Да быть такого не может!

– Я, Сеня. Я. Ты учти, на тигра тоже в одиночку не охотятся. Подготовка нужна, а без того завалит тебя кошка полосатая…

Сеня закивал. Понял.

– А тогда как же…

– Думаешь, я своих братьев под пули погоню, чтобы Пламенный себе кусок урвал?

– Нет…

– И на Пламенного не пойду. Валежный коли придет, так о вольности и сказать будет страшно. Вояка же! Он свой порядок наведет!

Сеня и с этим не спорил. А что? Папаша всегда прав! Даже если небо на землю падать будет!

– Я подожду удобного момента. А кого ударить и когда… посмотрим, Сеня. Посмотрим. Пусть братья готовы будут, но спешить в таком деле не след. Тигра надо стрелять, когда он на тебя не смотрит.

Причем – любого. Хоть четверолапого, хоть двуногого…

– Я понял, Папаша! Спасибо!

– А раз понял – иди, погуляй. Дай подумать, – отослал верного оруженосца Никон.

Не то чтобы ему размышлялось о чем-то серьезном. Не сейчас, когда кровь еще кипит после выступления, когда он так завел толпу, что стоять рядом страшно. Нет, не сейчас…

Но Сеньке хотелось побежать к приятелям, пересказать им речи мудрого атамана… пусть. Для популярности такое полезно.

А кроме Сеньки к нему мало кто подойти решается. Сенька же, Валькин брат, на то и назначен при нем оруженосцем. И то дело.

Валька, да…

Чернобровая, черноглазая, с такими формами, что вздохнуть страшно…

А уж норов какой!

Ну, оказался он на речке, когда она белье полоскала. Сказал пару слов… так ведь оценил-то он ее весьма и весьма высоко.

И подумайте!

Баба развернулась да как мокрой тряпкой по нему хлестанула! Да еще раз, да с приговором, мол, ты, бандюга, у меня сейчас получишь! Ишь, пришли, ведут себя, как хозяева, да еще и язык поганый распускают?! Вы уедете – и поминай как звали, а мне еще замуж выходить! А ну, пошел!!!

Никон и пошел, как царапины зажили. Когтями Валька к нему тогда тоже хорошо приложилась. Свататься пошел.

Родители, конечно, не отказали.

Сейчас Валька жила с родителями – пока, а брат ее, Сенька, был при Никоне. Так оно спокойнее…

Кстати, Никон ему и не соврал ничуточки. Все верно, рисковать той парой тысяч конников, которые у него есть, он не будет. Пусть сначала Пламенный оружие какое пришлет, провизию…

Нашел дураков – за его речи головы класть!

Тьфу два раза!

Никон собирался сражаться только на своей стороне. На стороне Хормельской волости. Получится у него оторвать Хормель от Русины – добре будет. Вольность будет, как раньше. Недаром же река Вольной зовется, потому как воля на ней была…

В своих размышлениях Никон не учитывал лишь один важный момент.

Ни одно государство не потерпело бы ничего подобного у себя под боком. Да и Хормель…

В чужом кармане он был способен доиться золотом. Очень уж плодородный край. Но сам по себе…

Одной пшеничкой жив не будешь. А лесов в Хормеле считай что и нет, выхода к морю нет, река Вольная тоже далеко… нет, рано или поздно все бы закончилось очередным присоединением.