— Все же кое-что должно быть для тебя проблемой.

— Почему? Люди то и дело заводят романы с начальниками и подчиненными, и в этом, на мой взгляд, нет ничего дурного, если только субординация не используется для давления. И с родственниками друзей много кто встречается. А то, что я есть, изменить не могу и не хочу.

— Логично. Только это ничего не меняет.

Она рассмеялась.

— А если бы не логично — меняло бы?

— Да не… Черт!

Во второй раз за этот день он резко дернул ее к себе, с такой же досадой, как и утром. И поскольку она продолжала смеяться, то теперь поцелуем он оборвал ее смех.

На вкус она была светлой, теплой и прозрачной — со сгустком энергии в глубине, во всяком случае, так он себе представлял. Его притягивал этот вкус, возбуждал новый и новый аппетит. Она его одурманила, вот в чем дело, своим теплом и светом в полумраке конюшни, наполненной знакомым запахом лошадей. Это был его мир, и Айона теперь была его частью.

Девушка обвила его руками с таким видом, будто готова была остаться в этой позе навечно.

Что может больше воспламенить мужчину?

Он дернулся было назад.

— Это неразумно.

— А я не думала, разумно или нет. Поцелуй меня еще, тогда я подумаю.

Ей пришлось встать на цыпочки и притянуть к себе его голову, и тогда их губы встретились. Подумалось, что это все равно что приникнуть к вулкану перед самым его извержением, или лететь на облаке, которое вот-вот закрутится в смерч.

Что же будет, когда пламя вспыхнет и разразится буря?

Ей очень хотелось это узнать.

Но он опять отпрянул.

— Ни о чем ты не думаешь!

— А, верно, я забыла. Давай еще попробуем.

Теперь он тоже засмеялся и уже готов был принять предложение, если бы не прозвучавший за спиной многозначительный кашель.

— Прошу прощения, но Сара с мамой уже здесь. — Кевин улыбался им во весь рот. — Уинни оседлана и готова — если вы тоже.

— Уже иду. — Она посмотрела на Бойла. — Что-то где-то записывать надо?

— Только чтобы мать расписалась. Я сделаю.

— Ладно. Пойду начинать.

Дарлинг легонько заржала, глядя в спину Айоне, что можно было интерпретировать как лошадиный смешок. Кевин сунул руки в брюки и начал насвистывать мотивчик.

— Никому ни слова! — прорычал Бойл. — Вы, оба!

День во всех отношениях прошел удачно, и сейчас Айона шагала домой через лес. Она с удовольствием освежила свои тренерские навыки, тем более что ученица оказалась способной. Теперь, когда начало положено, может быть, Фин с Бойлом доверят ей еще пару учеников?

Начало положено. Эта мысль вызвала в памяти невыразимо приятный момент в конюшне, после которого у нее резко поднялось и настроение, и самооценка.

И перспектива тут намечалась очень даже интересная…

Бойл Макграт. Резкий, неразговорчивый, взрывной. И мягкий, как мармелад, когда дело касается красивой, настрадавшейся лошадки, которая его обожает. Ей и впрямь захотелось узнать его получше, выяснить, означают ли эти приступы возбуждения и трепета примитивное физическое влечение или же это нечто большее.

Всю жизнь она надеялась на это «большее».

Кроме того, градус накала повышался еще оттого, что он внутренне ему сопротивлялся, был не в ладу с собой и до некоторой степени раздражен. Он просто не мог удержаться, и это было так эротично…

Может быть, предложить ему что-нибудь нейтральное? Сходить в паб? В кино. Но сперва придется выяснить, куда здесь люди ходят в кино.

Если бы она умела готовить, навязалась бы к нему в гости и приготовила ужин. Но это будет катастрофа. Или лучше…

Айона остановилась, с недоумением озираясь по сторонам. Она ведь не сворачивала с дорожки? Возможно, невнимательно смотрела? Но этой дорогой она не первый день ходит, уже почти на автопилоте.

И все же что-то было не так, как будто она свернула в сторону.

Она повернулась на триста шестьдесят градусов и потерла внезапно замерзшие руки.

По земле пополз туман.

— Ух… ох…

Айона сделала шаг назад в отчаянной попытке сориентироваться. Импульсивно она повернула направо и трусцой припустила по узкой тропке. Но уже через несколько секунд поняла, что выбрала направление неправильно и еще дальше углубляется в чащу.

Когда же она повернула назад, путь ей преградили деревья в два обхвата. Меж их корявых стволов сочился туман.

Она силилась бежать. Лучше бежать куда угодно, в любую сторону, чем дать себя поймать. Но справа от нее деревья вырастали из земли прямо на глазах, с треском и хрустом продираясь сквозь почву. И заставляя ее менять направление.

Освещение тоже изменилось и сделалось серым, как туман. Ледяной ветер свистел в кронах деревьев, которые смыкались все плотнее и закрывали солнце.

Воздух, судорожно соображала она. Земля — из нее вырастают деревья. Вода — в форме тумана.

Он использовал против нее три стихии из четырех.

Она заставила себя остановиться и, перебарывая нарастающий страх, попробовала сфокусировать энергию. Выставив вперед руки, она зажгла на ладонях два огненных шара.

Раздался приглушенный смех, от которого по спине побежали мурашки, словно паук прошуршал лапками. Айона содрогнулась, услышав свое имя. Потом раздался хруст и рычание. Каждый мускул в ее теле напрягся.

— Катл.

Однако из сумерек вышел волк из ее ночного кошмара.

Только на сей раз это был не сон. Все было наяву — и волк, и объявший ее ужас, и бешеное сердцебиение.

Волк крадучись приближался к ней. На шее зверя она заметила мерцающий красный камень.

— Не подходи! — предупредила Айона, и волк оскалил клыки.

Она снова шагнула назад, понимая, что убежать от него не удастся. И взгляд его поблескивающих глаз говорил, что он это тоже знает.

Она метнула в него огонь, сначала один шар, потом второй, но они превратились в дым, даже не долетев до наступающего на нее зверя. В отчаянии она попыталась зажечь еще шары, но руки тряслись, а в голове от ужаса помутилось.

«Успокой сознание», — приказала она себе. Но ей хотелось кричать.

Все по-настоящему! А казалось таким сказочным, таким таинственным — колдуны, заклятия, борьба со злом, прячущимся в тени.

И это зло оказалось очень и очень реальным. Оно-то ее и убьет.

Волк изготовился к прыжку. Но тут с пронзительным гортанным криком с неба обрушился ястреб. Он вцепился когтями волку в бок и начал безжалостно драть его. Черная кровь из раны залила шкуру зверя. Птица снова взмыла в небо.