за собой. Он был уже оплачен до самого лета, и я не хотела его упускать на тот случай, если мы все же вернемся в Форш.

Доктор Смолетт явился утром, узнал, что мы не планируем покидать побережье, обрадовался, привез нам пилюли, мазь, настойку для улучшения цвета лица и рекомендации по питанию.

Горничные быстро собрали наш багаж – треть его занимали книги для Себастьяна, и через два дня мы, разослав всем близким знакомым короткие записки, отправились на причал.

Суденышко наняли по рекомендации лорда Невилла. Глава города готовился к свадьбе старшей дочери и был нам весьма благодарен за приглашение на музыкальный вечер. Поэтому выбранная им яхта была надежной, пусть и не новой, а больше всего уверенности внушал капитан – бывший военный, и команда, ушедшая в отставку вместе с ним.

Проблема возникла лишь тогда, когда мы уже поднялись на борт, отдали швартовы, наш багаж отнесли в трюм, а слугам указали каморку возле камбуза. Гостевая каюта на этой яхте была только одна! И кровать в ней тоже! Лорд Невилл почему-то внес нас в подорожную как “лорда и леди Бристоль”!!!

— Миледи, — сразу понял ситуацию Себастьян, — я могу поспать на полу!

Я взглянула на не блещущий новизной ковер, на узенькое пространство между дверью, кроватью и столом и покачала головой:

— Не глупите… Себастьян. Если лорд Невилл записал нас супругами, значит, у него были на то основания. Например, письмо из столицы с просьбой отыскать некую леди… Мы вполне поместимся на этой кровати вдвоем и не будем доставлять друг другу неудобства.

Кровать и правда впечатляла размерами, занимая две трети каюты. Мистер Трэвис взглянул на нее и явно покраснел. Однако делать было нечего. Мы оставили под столом саквояжи и вышли на палубу – полюбоваться морем и рассветным солнцем.

Холодный ветер рвал снасти и наши плащи, я стояла у лееров, крепко держась за канаты, и вспоминала, как ездила с отцом. Адмирал Дэшвуд был настоящим морским волком – закончил кадетский морской корпус, служил на военных кораблях и, получив высокую должность, не изменился – все так же сам инспектировал камбузы и пороховые склады, спал на узкой моряцкой койке и не любил светские мероприятия.

Женился отец довольно поздно, но мама, как и он, любила море и готова была переносить трудности. Поэтому они часто путешествовали вместе, а потом отец стал брать с собой меня. Только вдохнув морской воздух с мокрых досок корабля, я поняла, как соскучилась по простору и свободе. Бескрайнее море, опрокинутая чаша неба, застывший на баке рулевой…

К сожалению, погода еще не позволяла проводить долгое время на палубе, поэтому мистер Трэвис увел меня в каюту, придерживая рвущийся на ветру плащ.

Внутри было тише и очень тепло. Наготове стояла закрытая жаровня с углями и закутанный в войлок кувшин с горячим грогом. Похоже, яхта капитана Брэмса не раз перевозила гостей. Мы повесили плащи на крючки у двери, согрели озябшие руки над жаровней, и тут встал вопрос – а куда сесть? В каюте находились кровать, стол и небольшой сундучок для посуды и мелочей. Можно было бы сесть на сундук, но он прятался под столом, как и наши саквояжи.

— Давайте сядем на кровать, мистер Трэвис, — шепотом сказала я, — и выпьем грога. Я замерзла.

Это сработало. Меня усадили, обложили подушками и одеялами, вручили чашку с грогом, и лишь после этого Себастьян присел на край и тоже взялся за тяжелый медный сосуд.

В уютном молчании мы пили чай с ромом, вслушиваясь в крики чаек и шум волн. Яхта медленно шла вдоль побережья, поэтому птицы порой внаглую присаживались на мачты – отдохнуть. Мне было хорошо и немного сонно – встать пришлось затемно, чтобы явиться в порт на рассвете. Себастьян впервые увидел море, когда мы приехали в Форш, и, кажется, всей душой его полюбил. Поэтому вслушивался в его звуки, прихлебывал грог и давал мне то ощущение надежности и уюта, которого мне прежде так не хватало в браке с Дэвидом Верденом.

Когда напиток в кружке кончился, я поставила ее на стол и уютно свернулась клубком:

— Если вы не против, Себастьян, я немного посплю. Ложитесь тоже, если хотите.

— Я… лучше поработаю, миледи, — ответил мне мой компаньон, извлекая из саквояжа тетрадь и карандаш.

Я не стала возражать – глаза закрывались сами собой.

Проснулась я только к ланчу. Местный кок принес нам традиционную для морских путешествий еду – галеты, соленый сыр, финики, полоски копченого мяса в восковой обливке. Еще каждому полагалась половинка апельсина и стакан грога, чтобы согреться.

Мы пригласили к трапезе капитана – просто потому, что наша кухарка собрала в дорогу солидный припас, а я знала, что хранить его в каюте бесполезно – в соленой влажности все быстро испортится.

Капитан Брэмс принес с собой трехногий табурет и повеселил нас морскими байками, с удовольствием поедая пироги и вареные яйца. После еды мы снова вышли на палубу, чтобы размять ноги и полюбоваться береговой линией.

Прогулка, перекус, снова прогулка. До Лима морем было всего чуть больше двух суток пути при спокойном море, так что сильно заскучать нам не грозило. Не хотелось возвращаться в тесную каюту, но к сумеркам поднялся ветер, и Себастьян решительно меня увел.

Качка мешала заниматься рисованием или чтением, так что мы развлекались игрой в слова, потом я попросила мистера Трэвиса почитать мне что-нибудь из его переводов, а когда держать глаза открытыми стало затруднительно – попросила отвернуться. Мне нужно было снять платье, разобрать прическу и быстро натянуть теплый стеганый капот и ночной чепец.

Все сразу пошло не так.

Да, Себастьян отвернулся, и Мирка принялась расшнуровывать мое платье, да только снять его при низком потолке было невозможно, и девочка не справлялась с тяжелым ворохом ткани. Она уже почти плакала, больно цепляла мои волосы и шмыгала носом, когда мистер Трэвис, к моему удивлению, взял все в свои руки. Отослал девчонку, попросил меня сесть на край кровати и в две минуты ловко раздел меня до сорочки! Потом закутал в капот, лично затянув пояс, и взялся за прическу! Я не знала, что и думать. А Себастьян быстро и аккуратно вынул все шпильки и гребни, потом взял щетку и принялся мягко расчесывать мои волосы, да так, что я едва не замурлыкала от удовольствия. Все же моей маленькой камеристке иногда не хватало терпения и умения приготовить меня ко сну.

Убрав идеально причесанные