— Еще бы она была мне соперницей, дуся! — язвительно бросилаВика. — Нет, это и вправду хорошо задумано — прикрыться ее именем. Ты молодец,Победоносцев. И главное — благородно до невозможности: поставить в программунечто, сделанное бывшей женой. И хорошо, и умно. Никаких личных претензий, всестрого по-деловому… Дай я тебя поцелую, зайка. Мы далеко пойдем, это точно…

Они смачно поцеловались, думая каждый о своем. Но со стороныэто выглядело очень мило.

— А Вешнепольский не вернется? — задал Андрей давно мучившийего вопрос.

— Нет, дуська! — игриво воскликнула Вика. — Ну, ты дурачок,ей-богу! Разве ребята, которые это затевали, совсем больные? Не-ет, дуська, оникак раз здоровые. Только тебе еще нужно продумать, что сделать потом с твоейсукой. Ну, после эфира. Она ведь такая… непредсказуемая. Еще пойдет доказывать,что кино не ее…

— О боже! — простонал Андрей, бледнея, это не приходило емув голову.

— Не переживай! — пропела Вика. — Придумаем что-нибудь!

Александре приснился кошмар. В последнее время они часто ейснились. И все очень похожие друг на друга.

В них Филипп почему-то гнался за ней по залу какого-тозаброшенного аэропорта, где она должна была встретиться с Иваном и передать емуогромный мешок из-под сахара с напечатанными на нем японскими иероглифами.Мешок этот мешал ей бежать, она все время хотела его бросить, но знала, чтонельзя… Потом в нее целился какой-то киллер с лицом Иисуса Христа и грустнымиглазами, которые говорили, что ему совсем не хочется ее убивать, но придется.Затем она оказывалась под столом в комнате «Новостей», и мусор из корзинысыпался ей на колени, а в щели между столом и полом она видела лакированныеботинки Андрея. Потом Иван тащил ее в машину, и у нее в руке был зажат тотзлосчастный пакет с хлебом, из-за которого она тогда вернулась…

Плача, она села в постели.

За окном, за белой пеной кружевных занавесок, было совсемтемно. Филипп не любил толстые портьеры, оставшиеся со времен бабы Клавы, икак-то так получилось, что Александра тоже постепенно от них отвыкла, теперьони редко их закрывали.

— Сколько времени? — спросил проснувшийся Филипп.

— Полшестого, — ответила Александра, перегнувшись черезнего, чтобы взглянуть на будильник. — Спи. Еще целый час можно спать.

— А ты? — спросил Филипп. — Опять что-нибудь приснилось?

«Еще как, — хотелось сказать Александре, — еще какприснилось…» Но она не могла обсуждать с ним свои проблемы. И теперь дело былодаже не в том, что он «чужой человек». Просто это стало опасно. Как ни крути,она ничего о нем не знает, кроме того, что он ведет странную жизнь. А от еемолчания в данном случае зависела безопасность Лады, Маши и ее собственная.

Они теперь почти не виделись. По телефону общались ровнодвадцать секунд, сообщая друг другу, что живы и здоровы. Лада с Васяткой опятьулетела в дальние края, Александра не вылезала с работы, Маша успешносимулировала какую-то сложную болезнь и жила у тетки.

— Алекс, мне не нравится, что ты совсем перестала спать, —сказал Филипп в темноте. Голос у него был холодный. — Может, ты скажешь мне, вчем дело?

— Ни в чем, — поспешно отозвалась Александра, и оншевельнулся. В мертвенно-бледном свете уличного фонаря она увидела, что онповернулся на бок и подпер голову рукой. Очень смуглый, с длинными волосами —ну просто герой какого-нибудь героического американского сериала.

— Я не должен задавать вопросов, правильно я понимаю? —спросил он вежливо.

— Филипп, мне нечего тебе сказать, — заторопиласьАлександра, испытывая огромное искушение выложить ему все, разделить с ним ужасперед тем, во что они неожиданно влипли, и понимая, что делать этого нельзя. —Просто у меня очень тяжелая жизнь… Муж бросил, с работы выгнали, потом взялиобратно, но при каких-то странных обстоятельствах. Человек, о котором я делаюфильм, пропал. Я не имею права ошибиться с трактовкой его материалов, потомучто, во-первых, он знаменитость, а во-вторых, мой друг… Или наоборот.Во-первых, друг, а во-вторых, знаменитость…

— Ты его сильно любила, что ли? — вдруг перебил он.

— Кого, Ивана? — удивилась Александра.

— Да не Ивана, — с досадой сказал Филипп. — Того. Которыйбросил.

— Черт его знает, — задумчиво проговорила Александра и вдругпоняла, что это правда. — Не знаю.

— Не знаешь? — переспросил Филипп.

— Когда выходила замуж, то была уверена, что люблю, — началаона медленно, как бы оценивая со стороны правдивость своих слов. — Бабушкаумерла, мне было очень одиноко, я, как всегда, едва сводила концы с концами…Это ведь только кажется, что у нас приличные деньги платят, а на самом деле,как у всех: задерживают, дают меньше, чем ожидаешь, и так далее… Он был умный,перспективный, свой. Почему бы и нет? Но с ним было трудно. Как-то сразу оченьтрудно. Он моментально перестал меня замечать. Мы с ним жили, как… с тобой. Ой,прости…

— Все в порядке, — заверил Филипп.

— Ему наплевать было на мои дела, а я за него очень болела.Думала, он в программу меня возьмет. В новую. Его раздражало то, что я малочего добилась. Ему нужно было все сразу: признание, деньги, прайм-тайм, дружбас начальством…

— Так не бывает, — уверенно сказал Филипп. Александразасмеялась.

— Еще как бывает! — воскликнула она. — Теперь у него все этоесть.

— Вряд ли, — стоял на своем Филипп. — Это было бы слишкомпросто. Жизнь была бы слишком простой, — добавил он, подумав.

Александра легла щекой на подушку и прикрыла глаза, чтобы невидеть, как матово поблескивает католический крестик у него на шее. Почему-тоее это очень смущало.

Когда они занимались любовью, крестик свешивался на нее, иона ловила его губами…

— Ты знаешь, — стремясь отделаться от непристойных мыслей,заговорила она, — вчера я опять столкнулась с Викой. Ну, на которой женилсяАндрей. Она мне все время говорит, что я сука и чтобы я не попадалась ей напути. Но в последнее время как-то поостыла, без прежнего, так сказать, энтузиазма…Наверное, мы правильно сделали, что поженились.

— Это точно, — загадочно сказал Филипп. — Это ты тонкоподметила.

Он давно сдерживался, чтобы не засмеяться, а тут невыдержал. Она так добросовестно отводила от него глаза, так искренне печалиласьо каких-то идиотах, не стоящих того, чтобы плюнуть в их сторону, что, дажепонимая, как это для нее важно, все-таки рассмеялся.

— Ты что? — с удивлением спросила она.