завистью смотрели на них с городского пляжа, где песок был пополам с пылью, и к тому же

замусорен окурками, смятыми папиросными пачками. Набегавшись, парни достали из лодки

удочки, забросили их и, уже не зная, чем еще подразнить пляж, разожгли костер из коряг,

принесенных водой. Бояркин, увидев нежно голубую нитку дыма, протянувшегося в

солнечное небо, вздохнул. Это было, пожалуй, единственным его душевным движением с

самого утра. Мысли в голове едва шевелились, как сонные рыбы в прогретой воде. Когда

глаза уставали смотреть на остров, Бояркин начинал наблюдать за голенькими малышами,

которых матери водили по темному заиленному песку у самой воды с выражением умиления,

не понимаемого Николаем. Смотрел он, конечно, и на коричневые тела девушек, которые

здесь вместе с платьями теряли почему-то и таинственность. "Но сколько же их, самых

разных", – снова невольно подумал Бояркин.

И тут, сев на песке, Николай уставился на остров посредине реки, не видя его. Да ведь

это же так просто! Разве может быть готовое соответствие, а значит, и готовая любовь?

Любовь надо строить самому. Для ее построения нужен труд привыкания, притирания

характеров, усилия для более полного понимания, чувствования другого человека. Так велика

ли в этом случае важность выбора? Дело-то ведь не в удачном выборе, а в твоей способности

сделать судьбу из любого варианта. Иначе говоря, у твоей судьбы тысячи дорог, но судьба

может пролечь только по одной. Все пути непредсказуемы и тем равны между собой. Так что

смело иди как бы даже на неприемлемое для себя, потому что ты все равно его переживешь.

Неприемлемое-то еще острее врезается в судьбу. Разве не так было когда-то со службой?

Значит, все в самом тебе. Значит, ты и впрямь можешь иметь самую лучшую женщину на

свете и сам можешь быть для кого-то самым лучшим на свете, если приложишь к этому труд

всей своей души.

Еще некоторое время Николай сидел, привыкая к этой идее, суть которой заключалась

в том, что если раньше любое его знакомство могло иметь любое окончание, то теперь первое

же знакомство должно было окончиться женитьбой. Это было жутковато. Но это был выход!

Бояркин вскочил и легко побежал к воде, высматривая место, куда можно было

нырнуть и ни на кого не наткнуться. Потом, смывая руками песок и пыль со скользкого тела,

он почувствовал себя обновленным. Труд не пугал Николая. Теперь некогда было

разлеживаться на пляже, нужно было хоть что-нибудь делать.

Через несколько дней его новая установка сформулировалась окончательно.

"Привычка – вот платформа, вот путь, через который надежно достижимо настоящее, крепкое

чувство, – записал он. – Привычка состоит: 1) из досконального знания твоей девушки (да

здравствует несходство, обеспечивающее общую, "семейную" широту увлечений, чувств,

взглядов); 2) из доброжелательного понимания твоей избранницы; 3) из снисходительности к

ее недостаткам и каким угодно промахам".

Перечитав только что написанное несколько раз, Бояркин откинулся от стола и,

вообразив всю изображенную схему отношений как единую картину, нашел ее вполне

серьезной.

Прошло полторы недели после "исторического" возлежания на пляже, и наступил

день еще более значительный. События начались с маленькой неприятности на работе. Под

конец смены Николай обнаружил у одного насоса неисправность водяной обвязки – по

объяснению Ларионова, из всех охлаждающих трубок, что оплетали насос, должна была течь

вода, а здесь даже не капало. Бояркин, решив, что они забились грязью оборотной воды,

начал старательно проколачивать трубки ключом, но подошел Ларионов и, потянув за рукав,

указал на вентиль, отключавший всю систему от магистральной линии. Все это кончилось бы

легким конфузом, не окажись рядом Федоськина. Потом, уже в раздевалке он изобразил

Бояркина таким, что все покатились со смеху. Больше всего Николая обидело то, что смеялся

и Ларионов, хотя Ларионов смеялся, конечно, только над Федоськиным.

Выйдя за проходную, Николай вдруг особенно обнажено почувствовал себя одиноким.

К Никите Артемьевичу он не поехал, а перекусил в столовой, искупался на пляже, сходил в

кино и без дела слонялся по городу до самых сумерек. На время было наплевать. Не глядя на

номер маршрута, Николай садился в автобус и ехал, не зная куда. Ему хотелось с кем-нибудь

разговориться, попасть в какую-нибудь историю и для этого он даже не покупал билетов. Но

сегодня для всего города он снова был как в шапке-невидимке. Когда стемнело, Николай

обнаружил себя в поселке Аэропортном, как раз на той самой остановке, где оказался когда-

то давно, заблудившись в городе. Бояркин смотрел, как пустели автобусы, как люди шли в

свои дома, а может быть, в гости, потому что они имели в этом городе не только свои дома,

но и друзей. Николай все же побаивался своего плана, слишком хорошо понимая, что в жизни

все обычно начинается с любви, и, значит, он собрался лукавить с самой жизнью. Понимал

он и то, что только первый поступок он сделает по своей воле, а дальше им станет

руководить "воля" поступков.

Около часа простоял он на остановке, пока не увидел со спины высокую девушку в

желтой кофточке, в длинной белой юбке, с короткими светлыми волосами. Ее фигура

выделялась в густых сумерках четче других, к тому же девушек на улице становилось все

меньше.

Первые шаги были нерешительными – то ли шагать дальше, то ли остановиться.

Слишком будничным казалось происходящее, но Николай тут же успокоил себя, что все

важное именно буднично и начинается, это позже оно переоценивается. Сердце его прыгало,

но собственные шаги придали уверенности. Бояркин шел следом за ней по двору, потом по

узкой асфальтированной дорожке вдоль длинного ряда густых темных акаций и пытался

представить, что это колыхание волос, юбки, мелькание ног, не слишком грациозная

раскачивающаяся походка – все это может стать родными приметами. Если бы как-то

невзначай увидеть ее лицо! Может быть, в этот крайний момент и в самом деле удалось бы

сразу схватить всю ее суть? Она уходила все дальше от остановки в густеющую темь, где

прохожих встречалось все меньше. Как ни старался Бояркин не стучать каблуками, она

почувствовала преследование, пошла скованно, плотнее прижав локти к бокам. Николаю не

хотелось ее напугать. Он уже собрался окликнуть, приготовил фразу, как вдруг она резко

остановилась и взглянула прямо в его глаза. На ее лице блеснули очки в тонкой золотистой

оправе, и это было все, что Бояркин смог "схватить" в первое мгновение. Надо было как-то

объяснить свое преследование, и приготовленные слова выпали из него сами собой:

– Девушка, разрешите с вами познакомиться. Как