Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вася молча кивнул, поставил банку на стол, снял шапку и швырнул ее к стенке, обозначив место своего спанья.
Дни пошли хорошо. Вася осматривался в городе, рассказывал по вечерам старичку про высоту и свободу. Варенье они экономили; с едой у старичка было тяжело, приходилось подстраиваться. Через пару дней Вася принес с местных огородов целый мешок овощей, и быт завязался как надо.
– Была бы у меня женщина – увез бы в Тибет, – сказал Вася.
– Дело тут тонкое, сам подумай, – ответил старичок, – женщины живут практическим умом. Если женщина поймет, что твой Тибет и вправду есть, то поедет, а если заподозрит, что ты все выдумал, только бы ее к сожительству склонить, – от ворот поворот даст.
– А есть здесь молодые женщины?
– Нет. Все уехали.
Вася с грустью вздохнул, налил в стакан мутной воды, присел ближе к старичку.
– А это кто? – Он посмотрел в окно.
Во двор вышла молодая девушка с ясной улыбкой, приятным лицом, но коротко стриженная. Казалось, что либо она стригла себя сама, либо кто-то стриг так ее быстро, что не хватало времени задуматься о форме и виде волос. Одета она была крайне неряшливо. И походка представлялась рассеянной, будто бесцельной. Прямо за девушкой появилась полноватая женщина средних лет с недовольным взглядом и крашеными распущенными волосами.
– Кто? Эта? – засмеялся старичок. – Это ж Улька. Тронутая. Не как ты, а совсем тронутая. Ссытся в штаны даже. А это мать ее. Выгуливает. Лет двадцать уже, каждый день так.
Домá городка стояли близко, с грустью смотрели на бессуетные дали, а во дворы заходили дожди и посторонние мысли. На стороне все казалось важным и честным, но когда убеждение доходило до отъезда – так никто и не решался, продолжали жить во дворах и смотреть.
Вася хлопнул дверью, потянувшись, вышел во двор. Звук двери оказался громким и немного смутил стоящего поодаль человека. Он был в пальтишке, спортивных штанах, похожих на Васины.
– А ты кто? – Вася дернулся от неожиданности: человека он заметил не сразу, а случайно обернувшись.
Человек не ответил. Его заняло что-то стоявшее рядом с Васей – по крайней мере, взгляд с этой точки он не отрывал.
– Не хочешь со мной говорить? – спросил Вася.
– Хочу. А кто это с тобой? – Человек указал на точку.
– Где? – Вася огляделся. – Нет никого. – Он усмехнулся. – Ты местный?
– Да, местный, я здесь живу. Меня зовут Поша.
– Поша, а что ты там высматривал? – Вася еще раз посмотрел на точку.
– Уже нет ничего.
Вася присел рядом с Пошей. Их взгляды соединились, наступило понимание духовного единения. Вася проникся всеми деталями вида Поши: и одеждой, и взглядом. Он порылся внутри кармана, достал карточку.
– Смотри как красиво. Я женщину ищу, которая со мной туда поедет.
– Горы?
– Да, самые высокие. В горах есть тайна. А в самых высоких горах – самая высокая тайна.
Уля тем временем сделала нечто не в угоду матери: то ли по луже прошлась, то ли собаку погладила. Мать закричала на нее, начала загонять домой.
– Знаешь ее? – спросил Вася.
– Да, – вздохнул Поша.
– По вздоху твоему определяю, что знаешь хорошо. Более того, тебе она нравится как женщина.
– Да. – Поша посмотрел в сторону Ули. На лице у него появилась улыбка. – Учились когда-то вместе. Здесь полгорода в школу для дурачков ходило. Там учиться просто. Стихи про зайчика прочитаешь – тебе почет, уважение. Накормят, погладят по голове, в журнале зафиксируют, что способности к литературе имеешь. Она не больная совсем, она от жизни так убегает, боится жизни.
– Любишь ее? – улыбнувшись, спросил Вася.
– Да.
– Так что стоишь? Подгребай к ней. Иди, иди. Скажи все как есть…
Вася еще не закончил, как Поша пошагал в сторону Ули. Та, увидев, что идет Поша, остановилась, расцвела в улыбке и обаянии. Глаза ее побежали особым весельем и радостью. Поша сказал что-то очень тихо, так, что Васе было не слышно. Уля, услышав сказанное, запрыгала на месте, издавая довольный визг.
– Я тебя сейчас так отлюблю! – Ее мать подбежала к Поше, схватив попавшуюся под ноги палку. – Ты у меня отлюбленный во двор больше не выйдешь, – закричала она громко, как только могла. Поша быстро повернулся и пошагал к удивленному Васе.
– Ничего себе, как ее оберегают, – усмехнулся Вася.
– Хорошая мать у нее, добрая, – тихо сказал Поша, поглядывая в ее сторону, не идет ли за ним. Тем временем мать загнала Улю в подъезд, не дав той даже помахать Поше рукой на прощанье. – Заботится о ней. У меня мать тоже была добрая. – Поша посмотрел на крышу дома. – Она все время слышала музыку какую-то. Ходила, искала, где это музыка играет. По квартирам разным ходила, спрашивала, не у вас ли играет. Я тогда не слышал этой музыки. Потом услышал. Страшная такая.
– Кто страшная? Музыка?
– Да. Будто оркестр играет. Да играет не для красоты, а чтобы испугать. Все музыканты сидят и стараются испугать. Такая музыка у них получается.
– А сейчас не слышишь?
– Нет уже. Давно не слышал.
– Пойдем ко мне. Там варенье. Посидим нормально. – Вася махнул рукой, показав наверх.
Старичок отошел от сна, прислонился к стене, стал строить утренние планы.
– А, Пошу привел, – сказал он, когда Вася с Пошей зашли в комнату. – Заходите. Люблю я вас, сумасшедших, хорошо с вами. Завидую даже вам иногда. Расскажите про горы свои, про людей невидимых, которых видите.
– Дед, а ты врач, что ли? – Вася налил кипятку в стакан. – Кто сумасшедший, а кто нет – ведь не людям это решать. Наверху все решено.
– Что наверху, что внизу – одно это, – серьезно ответил старичок. – С ума сходят тоже не просто так, а с горя какого-то или если много думал. Не все, конечно. Я, например, и горя повидал, и думал много, а в своем уме остался. Книг я много прочел, знаю, о чем говорю. Ты судишь исходя из своего соображения, а я – из знаний и опыта поколений. Вот и сравнивай. – Старичок поднял книгу с отсыревшей желтой обложкой, начал ее внимательно перелистывать. – Вот, например. Жизненная книга. Перевод с ангельского.
– Какого ангельского? – спросил Вася, подойдя поближе к старичку, чтобы разглядеть книгу. – Ты читай получше. С английского перевод, а не с ангельского.
– А разница?
– Нет разницы? – Вася рассмеялся. – Поша, представь себе, ангелы такие прилетают, – Вася поставил стакан на стол, махнул руками, показывая, как прилетают ангелы, – и диктуют