Глубоко вздохнув, я отвернулся и закрыл глаза.

– Черт возьми, девочка… – Я замолчал. – Я не привык ко всему этому.

– К чему? – нервно спросила Элиана, пытаясь пальцами приподнять мне подбородок и повернуть голову обратно. – К чему ты не привык?

Но я не мог смотреть ей в глаза. Я сомневался, что хочу знать, насколько сильны эти чувства… Мне было так хорошо, что это откровенно пугало.

– Аксель… пожалуйста… – взмолилась Элиана.

Подняв голову, я уставился прямо в ее широко распахнутые глаза. Взяв ладонь девушки в свою, я поднес ее к губам и прижался поцелуем к теплой коже, а потом приложил прямо к сердцу.

Элиана втянула воздух, и щеки ее залил розовый румянец.

– Оно так быстро бьется, – прошептала она.

Я никак не отреагировал на ее слова. Но девушка продолжала буравить меня пытливым взглядом. И, вздохнув, я хрипло произнес:

– Я не привык к хорошим чувствам… Даже не смел хоть что-то чувствовать… Я слишком много всего натворил, достаточно, чтобы меня потопить… – У Элианы заблестели глаза. Наклонившись, она три раза едва уловимо коснулась губами моей щеки. От столь незнакомого проявления нежности я закрыл глаза. Что-то внутри меня сломалось и, уступая желанию сдаться, я прошептал: – Но с тобой… я чувствую… все… абсолютно все… вот здесь… – Я сильнее прижал ее руку к своему сердцу.

Я никогда не отличался сентиментальностью. По правде сказать, скорее уж был бессердечным ублюдком. Я не ладил со словами, не умел признаваться в своих чувствах или нести ту слащавую хрень, что так любили цыпочки. Но, несмотря на это, мое грешное сердце все чувствовало. И пускалось вскачь, когда она находилась рядом… улыбалась мне… и прекрасно понимала, что я испытывал глубоко внутри, вовсе не нуждаясь в словах. Она вдохнула жизнь в мое холодное сердце. Осветила его. И билось оно в ее ритме.

– Аксель… – прошептала Элиана и нежно прижалась губами к моим губам. Этот поцелуй отличался от прежних. Ведь, несмотря на то, что мы выложили карты на стол, он все же случился.

Прервав поцелуй, Элиана прижалась лбом к моему лбу, а затем осторожно встала. Когда член выскользнул из ее лона, я протяжно вздохнул. И не смог отвести от нее глаз. Элиана стянула платье вниз; оно лужицей стекло к ее ногам. На девушке остались лишь бледно-розовые трусики и ковбойские сапоги. При виде этого зрелища я вцепился руками в простыню.

Я знал, что образ самой прекрасной цыпочки на планете, что раздевалась только для меня, навсегда запечатлелся в моем мозгу.

Сбросив коричневые сапоги, Элиана подцепила пальцами трусики и медленно спустила их вниз по ногам. Оставшись полностью обнаженной, она шагнула вперед и протянула мне руку. Я вложил в нее свою ладонь и, впервые полностью доверившись другому человеку, встал.

Бросив взгляд сквозь полуопущенные веки, Элиана выпустила мою руку и потянулась к расстегнутым джинсам. Она коснулась ладонями моей груди, скользнула по брюшному прессу, спустилась к животу, а потом ухватилась пальцами за пояс. Элиана медленно стянула с меня джинсы и бросила их на пол, рядом со своей одеждой.

Снова сжав мою руку, она откинула простыню с кровати и забралась внутрь, потянув меня за собой. Я послушался, не задавая вопросов. Черт. Да я бы последовал за этой цыпочкой куда угодно.

Когда я лег лицом к Элиане, она крепче стиснула мне руку и нервно улыбнулась.

– Черт побери, Элиана, – проговорил я, поднося соединенные ладони к губам.

– Ты – Аксель Карилло, – недоверчиво прошептала она, и я застыл, прижимаясь губами к мягкой коже на тыльной стороне ее ладони. – Я не должна тебя хотеть… – дрожащим голосом произнесла она, и я почувствовал, что сердце у меня упало. Должно быть, Элиана что-то прочитала на моем лице, потому что придвинулась ближе, почти прижавшись ко мне вплотную, и теперь мы дышали одним воздухом. – Но я ничего не могу с собой поделать. Ты ведь не такой, как о тебе говорят… правда?

Почувствовав, как быстрее забилось сердце, я отвел волосы с ее лица и проговорил:

– Я именно такой.

Элиана сглотнула, и по тонкой шее с оливкового цвета кожей скатилась капелька пота.

– Нет… ты наказываешь себя за прошлые поступки, совершенные в отчаянной попытке спасти свою семью, и не видишь всего хорошего, что есть в тебе сейчас.

Я закрыл глаза, внутри все сжалось. Она так искренне в меня верила.

Элиана коснулась рукой моей щеки.

– Посмотри на меня, – попросила она. Я не послушался, и девушка, перевернув меня на спину, прижалась грудью к моей груди. – Аксель, посмотри на меня, – уже настойчивей повторила Элиана.

Я неохотно открыл глаза. Элиана пристально изучала мое лицо.

– Скажи мне кое-что, – попросила она. Я молчал, ожидая ее вопроса. – Ты принял купленную сегодня дурь?

Нахмурившись, я попытался отвернуться, но она касалась ладонями моего лица и не спешила их убирать.

– Ответь мне, – настаивала она. – Ты ее принял?

Я стиснул челюсть, но, поняв, что она не отступился, хрипло проговорил:

– Нет, не принял. Довольна?

Улыбка, что расплылась на ее губах после неохотного признания, сразила меня наповал. Мягко сжав ее запястья, я добавил:

– Но, если бы ты не появилась, я бы не сдержался.

Она перестала улыбаться и отвела взгляд.

– Я не верю, что ты бы это сделал, – возразила она.

– Тогда, может, ты не настолько хорошо меня знаешь?

На лице Элианы отразилась печаль, она кивнула, обводя пальцем мои нахмуренные брови.

– Наверное. Скажи мне, – продолжила она, обводя пальцем контуры моей бороды, – а где ты ее взял? Дурь?

Сузив глаза, я пожал плечами и проговорил:

– У ребят из уличной банды, которых заметил возле винного магазина.

На миг глаза Элианы вспыхнули, а потом она снова погрустнела.

– Что? – рыкнул я. Терпеть не мог жалости. Я вполне мог справиться с ненавистью, но не выносил, когда меня жалели.

– Уличная банда? – переспросила она. – Вроде Холмчих?

Я напрягся.

– А если и так? Черт! К чему вообще этот вопрос?

– Аксель, – мягко проговорила она, проводя пальцем по распятию на моей щеке… как раз там, где прежде красовалась стидда. Раньше я чертовски гордился черной звездой, вытатуированной на левой щеке, означавшей мою преданность банде и безграничное доверие. – Тебе было больно после игры… когда Леви при всех тебя отверг… а потом и я… – На лице Элианы появилось виноватое выражение. – И ты вернулся к тому, что знал. К единственной жизни, что вел за пределами тюрьмы.

Я затаил дыхание. Она поняла все совершенно правильно. Как и всегда, с того самого момента, когда впервые увидела мои работы.