Когда он произнес эти слова, у меня упало сердце. Я и правда говорила подобное. И описал он именно меня. Вот только все это время мы притворялись теми, кем не были на самом деле. И сейчас я не могла с уверенностью сказать, что между нами существовало что-то настоящее. Я ощущала сильную боль… и потрясение… Я просто не понимала, как могла подарить свое сердце преступнику. Человеку, которого называли безжалостным, бездушным негодяем.

В тишине туалета слышалось лишь наше тяжелое дыхание. На лице Акселя промелькнуло страдание, а потом он резко развернулся и, бросившись к двери, отпер замок.

Я вдруг испугалась, что он уйдет. Сердце возобладало над разумом, и я позвала его:

– Эльпи!

Он замер, а затем обернулся, одарив меня полным боли взглядом, и проговорил:

– Выходит, я был прав, Элиана. Никто не сможет забыть о моем прошлом, как бы я ни старался двигаться вперед. Для меня не существует искупления. Ты лгала, когда говорила о прощении, Элиана. Врала прямо мне в лицо. А ведь я тебе поверил. Я думал, что в этом гребаном хаосе ты окажешься моим светом. – Он нахмурился, и лицо его стало суровым. – И от этого, черт возьми, больнее всего.

Он открыл дверь и вышел. А я не успела даже подобрать слова, чтобы попросить его остаться и поговорить об этом.

Я медленно сползла по стене и бесформенной грудой свалилась на пол. Не в силах больше сдерживать слезы, я разрыдалась.

_________________________________--

24 - Тачдаун – пересечение мячом или игроком с мячом линии зачётного поля соперника в американском футболе.

25 - Я так люблю тебя (ит.).

26 - Ты стал великим, брат (ит.).

27 - Спасибо (ит.).

«Черт возьми, Эльпидио, кто ты такой?»

Слова Элианы, – нет, чертовой Элли Принс, – настойчиво крутились в голове. Точнее говоря, они полностью завладели моим разумом. Я с бешеной скоростью гнал «Эль Камино» по направлению к студии. Я бросил Остина и Леви. И даже никому не сказал, что уехал. Так получилось. Я не смог находиться в этой проклятой ложе для богатеев, ведь никто не желал меня там видеть. Для собравшихся я был лишь мусором, и больше всего на свете они хотели моего исчезновения… Элиана и Молли то и дело поглядывали на меня, будто ожидая, что я подскочу к ним и, вытащив пистолет, пристрелю ко всем чертям.

Элиана! Боже, как она могла меня бояться? Сейчас, когда я показал ей свою истинную суть?

Неужели никто из них так и не понял, что все поступки в прошлом я совершал ради родных? Отыскав единственный доступный способ, я поддерживал семью, обеспечивал маму лекарствами. Да, черт возьми, я платил за них кровью Королей… Но что еще мне оставалось делать? Я был всего лишь ребенком, самостоятельно пытавшимся решить проблемы, с которыми просто не мог справиться…

Заметив красную неоновую вывеску винного магазина, я резко повернул направо и с визгом тормозов остановил машину. Я влетел в магазин и направился прямиком к полкам с виски. А заодно, раз уж оказался здесь, прихватил бутылку текилы и «Егермейстера».

Мне хотелось хоть ненадолго заглушить проблемы алкоголем.

Забыть, кто я такой… по крайней мере, на сегодня. Выбросить из головы последние несколько недель, и несколько лет… всё… пусть даже на время.

Но когда я подошел к кассе, доносящаяся из дребезжащих динамиков проклятая испанская песня закончилась. Услышав знакомую мелодию в стиле «латино», я застыл на месте.

Похоже, как бы мне ни хотелось забыться, у Господа на этот счет были другие планы.

Я закрыл глаза и мысленно увидел, как танцевала под эту песню Элиана. В белой рубашке и розовых ботинках, под звуки «Amor Prohibido» она, покачивая бедрами, разрисовывала стену галереи.

Я услышал, как маленький мексиканец чем-то щелкнул и, открыв глаза, заметил, что он испуганно наблюдал за мной. Руку мужчина держал под прилавком. Я с трудом сдержался, чтобы не выйти из себя.

Я приложил много усилий, стараясь научиться обуздывать свой гнев. И порой мне в самом деле удавалось с ним справиться.

Я шагнул вперед, и мужчина побледнел. Я поставил на прилавок три бутылки и вытащил немного наличных. Он сглотнул и протянул дрожащую руку, чтобы взять деньги.

– Сдачи не надо, – бросил я, сузив глаза, а потом схватил бутылки и выскользнул за дверь.

Я замер, когда в лицо ударил прохладный вечерний воздух, и попытался успокоиться и расслабить напряженные мышцы. Глубоко вздохнув, я направился к машине.

Я скользнул на водительское сиденье и, повернув голову направо, заметил группу парней, болтавшихся неподалеку от торгового центра. У меня все сжалось внутри. Одетые в свободную одежду темных тонов, они все сплошь были покрыты татуировками… По щекам их, отчетливо указывая на принадлежность, стекали чернильные слезы.

Глядя на толпившихся рядом смеющихся братьев, продающих дурь или черт знает какую еще дрянь, я ощутил приступ ностальгии. Я чувствовал, что принадлежу этой жизни, лишь когда был с Холмчими.

И с Джио.

При мысли о нем грудь пронзила острая боль. Он вытащил меня из дерьма и дал то, ради чего стоило жить. Я постоянно находился рядом с ним, мы крепко сдружились… и я велел его убить. Эта мысль все время неотступно терзала меня.

Мне пришлось расправиться с лучшим другом, чтобы защитить своих братьев. Никто не знал, как это меня тяготило. Я невесело усмехнулся. Ведь братья, ради которых я пошел на такое, не хотели меня знать. Со смертью Джио исчезли все связи с бандой. Теперь за мою голову назначена цена… И уродливый шрам на затылке наглядно демонстрировал, что бывшие собратья не преминули попытаться на этом нажиться.

Поставив бутылки с алкоголем на пассажирское сиденье, я полез в бардачок и достал оттуда пачку пятидесятидолларовых банкнот.

Я вновь взглянул на ребят и, не давая себе возможности передумать, направился в их сторону.

Один из парней явно заметил меня и вышел вперед, оставив братьев за спиной. На лице его застыло мрачное выражение, он готовился взяться за дело. При виде него я лишь ухмыльнулся. Этот засранец понятия не имел, кто я такой и с кем ему придется иметь дело, если все пойдет наперекосяк.

– Какого хрена тебе надо? – спросил низкорослый парень, когда я оказался вместе с ними в тени здания.

В ответ на вызывающее поведение маленького латиноамериканца я лишь холодно улыбнулся и полез в карман. Ребята тут же отшатнулись и дружно потянулись, намереваясь выхватить заткнутые за пояс джинсов пистолеты. Не моргнув и глазом я протянул им пачку банкнот.

– Дурь, – ледяным тоном проговорил я.

Вожак расслабился и жестом подозвал своих ребят.

Он вытащил пару упаковок и вложил их мне в ладонь. Сжав в руке знакомые пластиковые пакетики, я, как ни странно, начал успокаиваться.