Валерия молча кивнула… Пока ей было нечего сказать…

Они выехали сразу после завтрака в целом кортеже автомобилей. Корсан теперь всегда так ездил. Он попросил надеть ее абайю, закрыв даже лицо… Еще бы… Она ведь никто… Разве кто – то должен знать, что она там есть, рядом с Ним… Среди его свиты были и другие женщины… И Валерия с легкостью затерялась бы в их толпе, но даже сквозь непроницаемый барьер черной ткани, как ей казалось, обезличивающий его обладательниц, низводящих их до роли черных мобильных объектов, он то и дело находил ее взглядом. Не разрывал их ментальной и эмоциональной связки, не отпускал ее внимания. А когда они переступили порог потрясающего футуристического здания, ее сердце перестало тривиально и малодушно ныть о ее эгоистичных интересах, а с восторгом и болью знакомилось со страницами истории этой страны, которым было суждено застыть в хронике времени как одним из самых печальных…

Открытие центра для реабилитации жертв йеменского конфликта предваряла выставка, которую открывал Нур… Валерия вслушивалась в его речь на арабском языке, и, хотя не понимала ни слова, невольно преисполнялась гордости за мужчину… Как он держался, как уверенно и пассионарно говорил… Казалось, даже муха не осмелилась пролететь во время его выступления… а потом у них была возможность ознакомиться с экспозицией… И сердце Валерии было… разбито…

С ярких глянцевых композиций на нее смотрели глаза –  огромные, живые, отчаянно решительные… Эти глаза были столь яркими, столь вдумчивыми, словно заглядывали тебе в душу… Они приходили прямиком в твое сердце и приносили свои истории –  истории горя, потерь и боли… Но страшнее всего было смотреть не в эти глаза… В них как – никак все равно теплилась жизнь… Самым страшным были тела их обладателей… Живые трупы… Скелеты, обтянутые кожей… Голод  –  страшная вещь… Валерия видела изголодавшихся животных –  птиц, лесных зверей, кошек… И каждый раз ее сердце замирало от ужаса… Однажды она, будучи активисткой Гринпис, участвовала в операции по спасению собаки от плена одного изверга, преднамеренно морившего животное голодом… Перед ее глазами до сих пор было изувеченное существо, жадно пьющее воду… Впалая грудина, оголяющая острые ребра, неестественно торчащий живот, четыре худые палки – ноги, которые не были в состоянии держать бедную собаку… Сейчас она видела то же самое… Только перед ней были не животные, а люди… Молодые женщины, маленькие дети, измененные до неузнаваемости недоеданием… Одна фотография настолько сильно била по сердцу, что захотелось сложиться пополам и задохнуться от рыданий, словно ударили под дых… По земле полз маленький ребенок, не больше шести – восьми лет… Это была какая – то деревня, видимо… Вокруг пыль, иссушенная почва, скудная растительность… Впереди –  пищевой паек Организации Объединенных Наций, сброшенный с вертолета или самолета… Такое часто делали в зонах, охваченных голодом или вооруженными действиями… Мальчику оставалось до заветной еды не больше пяти метров, но он явно был уже не в состоянии преодолеть это расстояние… Его тело было скорее похоже на несуразный, гротескный обрубок –  не держащие тело спицы – ноги и такие же руки с гипертрофированно большими локтями на фоне отсутствия жировой прослойки и даже мяса… Широкое туловище с выпирающими, словно у самой смерти костями… Огромная деформированная от отсутствия нормального питания голова… Он и был живым скелетом… Застывшем в пяти метрах от заветной порции еды…

– Господи, почему этот долбанный фотограф не помог ему вместо того, чтобы фотографировать?  – воскликнула она, чувствуя, как слезы впитываются в закрывающий ее лицо черный кусок ткани…

– Потому что фотография –  это момент… Ровно через секунду мальчику помогли… Вот только благодаря этому фото миллионы людей по всему миру обратили внимание на эту страшную проблему, Валерия,  –  услышала она возле себя голос Нура… – Мы начали эту войну, чтобы помочь таким, как этот малыш… На тот момент жители нелояльных провинций Йемена находились в сложнейшем продовольственном кризисе… Эти люди в буквальном смысле голодали –  и данные фотографии –  прямое тому подтверждение… Но голод – это лишь вершина айсберга… В центре немало людей, переживших военные действия, насилие со стороны властей, потерявшие родных… Мы помогаем им повсеместно, это колоссальная работа. То, что ты видишь тут – вишенка на торте… И все это удалось начать после нашей кампании… Возможно, не все было реализовано так, как нам хотелось бы, но… благодаря нашей операции, десятки тысяч людей были спасены от верной, мучительной гибели… Многие сейчас проходят реабилитацию… Восстанавливаются… Возвращаются к нормальному рациону и компенсируют недостаток витаминов… Общаются с психологами… Не все болезни можно теперь поправить, но тем не менее, мы дали этим людям шанс… Мы вытянули их из лап смерти…

Валерия подняла на Корсана взгляд… В нем было… Восхищение. Благодарность… Понимание… Или он придумывал это себе… Хотел, надеялся, верил… Она молчала, и он не знал, что ее сердце сейчас трепетало… Словно глубоко внутри проснулась та самая Валерия, которая готова была отдать жизнь ради спасения другого… Которая высшей ценностью в жизни считала добро и справедливость… Эта отважная девочка в последние годы запряталась глубоко внутрь, уступив место той, кто отчаянно собирала себя по кускам, пытаясь создать новую реальность вокруг… Но сейчас, смотря на мужчину рядом, осознавая масштабы проделанной им работы, его вклад, она невольно возвращалась к себе самой… и гордилась. Гордилась Им…

– Пойдем дальше… Теперь пришло время познакомиться с обитателями центра воочию… Он очень большой, Валерия… Мы посмотрим только вершки… так сказать, протокольный подход. Но так нужно… Пресса осветит мероприятие, сделает красивую картинку, этого будет достаточно для привлечения нужного внимания общественности… а реабилитация, работа с теми, кто все еще в состоянии шока, пережил насилие, потерю близкого, лишился жизненно важного органа –  все это должно происходить за камерами… Не нужно на это смотреть лишним людям…

– Это детское отделение,  –  рассказывала им директор центра, приятного вида арабка с открытым лицом, но убранными за платок волосами, –  здесь малыши, лишившиеся родителей… Кто – то пережил голод, у кого – то на глазах была вырезана вся семья…

Сердце снова сжалось… Это было невыносимо больно… Несправедливо… Ужасно… Что может быть страшнее, чем пережившие ужас детишки, оставшиеся без самых родных и близких… Валерия, вдруг вспомнила советский мультфильм про мамонтенка, его песню про маму, когда он плыл по бескрайнему океану на льдине, и на глазах проступили слезы… Она с детства не могла равнодушно слушать эту песню…

– Яхаля (араб.  –  привет),  – обратился на арабском к вошедшим вдруг один из малышей… Маленький, темный, не больше четырех – пяти лет. Но удивительно взрослый по глазам… Было в них какое – то… понимание что ли…

– Это Абед… Он круглая сирота… Родители умерли от голода… Они отдавали малышу последнее, чтобы выжил хотя бы он… Мы нашли его на кладбище… Он спал… между могилами отца и матери… Положил подушку и спал… Ужасающее зрелище… Мы многое повидали, но это…  –  на секунду директор замолчала… Было видно, она сама борется со слезами на глазах… Сейчас она преднамеренно говорила на английском, чтобы ребенок ее не понял, снова не переживал тот ужас, в котором оказался не по своей воле…