По словам Попова, в ходе исследований рассматривалось несколько вероятных целей, но было принято решение обратить иммунную систему против нервной. Таким образом, если бы на этой основе было создано оружие, оно поражало бы жертв двумя волнами. Первой была бы оспа. Но затем — возможно, уже после выздоровления — организм должен был нанести удар по собственной нервной системе, и парализованную жертву настигла бы смерть. Вторая волна должна была стать неожиданностью, и не было бы вакцины, способной остановить процесс.

В 1985 году Попов получил «конструкт» своей идеи: фрагмент ДНК, который следовало внедрить в геном. Это было только начало, но оно стало настолько значительным шагом вперёд, что Сандахчиев уже мог отказаться от прежнего проекта по производству большого количества искусственной ДНК. Они могли создавать смертоносных возбудителей, используя небольшие кусочки генетического материала. И стало ясно, что на горизонте — новое поколение биологических объектов, которых можно использовать для создания оружия.

Учёные вроде Попова в Кольцове преодолевали научные барьеры, но создание оружия было задачей военных; они занимались этим в собственных лабораториях. «Вектор» был исследовательской организацией, заказчиком выступало 15-е Главное управление Министерства обороны. Его представители время от времени наведывались в «Вектор», чтобы оценить ход работы. Наконец-то у учёных было о чём рассказать военным.

***

Ещё один учёный, уединённо работавший неподалёку от Москвы, вёл собственную войну. «Вектор» пытался модифицировать вирусы, а Игорь Домарадский — перестроить генетическую структуру бактерий, чтобы превратить их в воинов, не знающих преград. {Домарадский Игорь Валерианович (1925–2009) — академик РАМН, доктор медицинских наук, доктор биологических наук, заслуженный деятель науки РСФСР. Крупнейший отечественный специалист по чуме и туляремии. — Прим. ред.}.

Домарадский слегка прихрамывал; в детстве он переболел полиомиелитом, а во взрослые годы — туберкулёзом и малярией. У него была репутация раздражительного, несдержанного человека, а позднее он и сам называл себя «неудобным», смутьяном. Он был нетерпелив и жаждал наград за научные достижения, хотя бы и на службе у фабрики смерти.[198]

В 1984 году ему было пятьдесят девять. В течение рабочей недели он жил один в Протвине, небольшом городе в 100 км южнее Москвы. Каждый день он проезжал на машине через берёзовый лес, чтобы приступить к работе в секретной лаборатории. Место, где она находилась, называлось Оболенском — по фамилии князей, когда-то владевших этими землями. {Наукоград Оболенск был назван в честь одноимённого древнерусского рода, располагавшегося в тех местах. — Прим. пер.}.

Ему нравились эти поездки. Зимой он часто сталкивался с выходившими на дорогу лосями. Он помнил, как строили Оболенск — прямо посреди леса. Сначала там были только временные бараки. К началу 1980-х в лесу выросло современное «Здание № 1». Оно выглядело как обычная советская восьмиэтажная «коробка». Но внутри здания было отведено 30200 м2 для исследования опасных патогенов и манипуляций с ними. Третий этаж был предназначен для работы с особо опасными возбудителями. Огромные герметично закрывающиеся двери с воздушными шлюзами предотвращали утечки.[199] Оболенск находился в мрачной болотистой местности, и Домарадский почитал за счастье возможность жить в собственной квартире в Протвине, в 16 км к югу, на берегах реки Оки.

Лаборатория в Оболенске была известна как почтовый ящик В-8724; в Советском Союзе были десятки таких закрытых городов и лабораторий, выполнявших военные заказы.[200] На неделе Домарадский работал в лаборатории и жил в Протвине, а на выходные возвращался в Москву, к семье, и иногда задерживался там на понедельник. Его жена Светлана Скворцова была талантливой актрисой и преподавателем, она преуспевала в столице с её богатой культурной жизнью. Домарадский работал в изоляции.

Это вынужденное одиночество подталкивало его к размышлениям о том, чем он занимался. Он начал собирать и складывать в своей квартире документы и записи о работе; он, вопреки запретам, делал фотокопии, чтобы спецслужбы, следившие за ним, не смогли лишить его доказательств его достижений.

По утрам Домарадский включал приёмник, чтобы послушать «Радио Свобода», ВВС и «Немецкую волну»: их было легче поймать в сельской местности, чем в крупных городах. «Никто меня не трогал, и я наслаждался свободой — возможностью слушать иностранное радио, быть в курсе массы новостей об СССР и окружающем мире, недоступных в Москве». Затем он ставил записи любимой музыки. Иногда по утрам или по вечерам после работы он выходил покататься на лыжах в парке и в лесу. Тогда дефицит продуктов был обычным делом, но Домарадский получил разрешение покупать их в небольшом элитном магазине «Рябинка», предназначенном для руководителей соседнего физического института. В то время как советские граждане стояли в очередях, в этом магазине можно было найти такие редкие товары, как растворимый кофе и икра; продукты доставляли на дом и там же принимали следующий заказ. Он жил безбедно, но его научная работа была тяжёлой, а её цели — он точно знал это — ужасными.

Туляремию вызывает весьма заразная бактерия Francisella tularensis, которая встречается у животных, особенно грызунов, кроликов и зайцев. В начале 1980-х этот микроб и стал предметом исследований Домарадского. Он пытался в то же время работать над несколькими другими патогенными организмами, но начальство хотело увидеть результаты непременно от работы с туляремией. Он искал способ превратить её в возбудителя болезни, способного инфицировать людей, и при этом быть устойчивым и к антибиотикам, и к вакцинам. Он искал супермикроба, которого было бы невозможно остановить.

Советские военные в основном интересовались инфекционными патогенами вроде оспы или чумы, которые могли вызвать эпидемию. Требовалось зажечь искру, а дальше болезнь распространялась бы сама, как лесной пожар. Туляремия не может непосредственно передаваться от человека к человеку. Но военные не теряли интереса к ней, поскольку чтобы заболеть ею, достаточно вдохнуть или проглотить всего десяток бактерий.[201] Кроме того, туляремия стабильна, её легко распылять, а при низких температурах бактерии способны жить во внешней среде неделями.