Когда он вернулся в Кольцово, начался трудоёмкий и долгий процесс синтеза ДНК. Нужно было один за другим собрать гены из нуклеотидов — фундаментальных блоков нуклеиновых кислот. Что касается небольших генов, это было вполне осуществимо. К примеру, соматостатин, гормон, регулирующий рост, — это крошечный белок, всего четырнадцать аминокислот к длину. Учёные смогли синтезировать его, создав цепочку ДНК длиной 42 нуклеотида. Но более сложные гены требовали сотен или даже тысяч нуклеотидов. Попов вспоминал, что в его лаборатории зачастую трудились более пятидесяти учёных с кандидатской или докторской степенью, занимавшихся этой тяжёлой работой: «Лаборатории были заполнены колбами, бутылями с растворителями и реагентами. Люди стояли перед множеством вытяжных шкафов, занимаясь нудной, многоэтапной процедурой химического синтеза».

А неутомимый Сандахчиев всё давил и давил на Попова, желая получить как можно больше генетического материала для создания вирусов. «Поначалу это казалось сумасшедшей идеей, — говорил Попов, — но Сандахчиев был мастером по части смелых проектов и умел ставить высокие цели. Мы всё ещё с трудом создавали фрагменты ДНК из 15–20 элементов, а он уже мечтал о тысячах. Мы поняли: чтобы реально ускорить дело, нужно проводить синтез автоматически. Сандахчиев выдвинул идею: построить большой арсенал или фабрику, где роботы будут автоматически собирать ДНК разных вирусов. Один вирус в месяц — таков был бы идеальный уровень производительности. И тогда можно было бы собирать биологическое оружие, порцию за порцией».

Кампания Всемирной организации здравоохранения по борьбе с оспой длилась больше десяти лет. Теперь Сандахчиев предлагал ежемесячно создавать по новому вирусу. «Идее дали зелёный свет, — вспоминал Попов. — Что, если бы Советский Союз смог одного за другим выпускать возбудителей разных болезней? Возбудителей невероятной эффективности, от которых нет возможности защититься? В этом и заключалась его блестящая идея». Попова попросили выяснить, как создать «синтезатор», сборочную линию, и что для этого нужно. Сандахчиев был заинтересован в воспроизведении SV-40, вируса, вызывающего у обезьян рак, поскольку в тот момент это был единственный вирусный геном, последовательность которого была полностью известна учёным. В нём было больше пяти тысяч нуклеотидов. Попов сказал, что на это потребуется два-три года. Сандахчиев был разочарован: он хотел ежемесячно получать новый вирус. «Мне это казалось глупостью, — вспоминал Попов. — Но Сандахчиев чётко понимал правила игры с советским военным лобби. Он ошеломлял генералов безумными, безумными, безумными идеями и всегда опережал других».

В начале 1980-х Попов и другие сотрудники «Вектора» совместно с одним из московских институтов создали генноинженерную технологию производства искусственного интерферона — антивирусного вещества, вырабатываемого человеческим организмом.[195] За работу над интерфероном Попова представили к высокой государственной награде. Интерферон был ценным приобретением для фармакологической промышленности и частью легенды «Вектора». В то же время в «Векторе» начали изучать оспу, надеясь продлить ей жизнь в качестве биологического оружия.

Вирус оспы называется Variola, а самая грозная и распространённая его разновидность — Variola major. Вирус унёс сотни миллионов жизней: в прошлом смертность от Variola major составляла в среднем 30 %.[196] Больные оспой испытывали ужасные страдания. Джонатан Такер, специалист по оспе, описывал их так: «После двухнедельного инкубационного периода оспа начинала изнурять организм лихорадкой, головной болью, болями в спине и тошнотой; затем лицо, туловище, конечности, рот и горло усеивали отвратительные, полные гноя язвы. Пациенты, подхватившие эту инфекцию, агонизировали: им казалось, что их кожу пожирает огонь, и хотя их мучила жажда, раны во рту и в горле превращали глотание в чрезвычайно болезненный процесс». Выжившие выздоравливали за две-три недели. Но болезнь легко передавалась и распространялась воздушно-капельным путём; вирус оставался заразным, попадая на одежду и постельное бельё. Ещё в 1960-х оспой ежегодно болело 10–15 миллионов человек в 43 странах; по некоторым оценкам, два миллиона из них умирало.[197]

Долгая кампания по борьбе с оспой закончилась 8 мая 1980 года — тогда Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила о победе. ВОЗ рекомендовала всему миру отказаться от вакцинаций. «Победа над оспой, — писал Такер — первой и пока единственной инфекционной болезнью, уничтоженной благодаря усилиям человека, — стала одним из величайших достижений медицины XX века».

Теперь Попов уговаривал Сандахчиева не воссоздавать SV-40 и не производить искусственные вирусы, а принять в качестве объекта инженерии оспу. Почему бы и нет? Вирус оспы было нетрудно выращивать, легко распылять, он был возбудителем заболевания с высоким уровнем смертности и оставался стабильным во время хранения.

Тогда Попов ещё не работал непосредственно с опасным вирусом. Он использовал в качестве модели родственные вирусы, например, возбудителей вакцинальной болезни и эктромелии — оспы мышей. Модели играли роль дублёра реальной оспы. Попов вспоминал, что Москва начала давить на институт, требуя результатов. Он работал уже почти десять лет, и Сандахчиева критиковали за отсутствие прорывов. «ЦК давил на нас, требуя ускориться, — вспоминал Попов. — Были даны громкие обещания, в программу было много вложено, но результата не было. Вот когда “Фактор” оказался в центре моих исследований».

Начав манипуляции с вирусами, Попов столкнулся с серьёзной проблемой. Было трудно заставить вирус увеличить объём производимого токсина. Возбудитель мог производить лишь небольшое количество токсина, а когда Попов пытался сделать его более продуктивным, возникал неожиданный побочный эффект: вирус становился менее ядовитым. «Если мы превращали их в хороших производителей, — говорил он, — то зачастую получали слабых убийц». Попов искал решение годами.

Со временем его работа пошла в ином направлении. Сотрудничая с другими учёными, он нашёл способ задействовать биологический спусковой механизм, позволяющий обмануть иммунную систему. Обычно организм человека атакует болезнь, когда обнаруживает её. По мысли Попова, если белки вируса сумеют уподобиться белкам человеческого тела, иммунная система будет запущена не только против возбудителя болезни — она начнёт атаковать сам организм. Это делало генетически модифицированный вирус умелым убийцей, которому не требовалось много токсина. «Идея была в том, чтобы подорвать естественную регуляцию человеческого тела и направить её против себя самой, — объяснимые Попов. — И всё это требовало биологического переключателя, или сигнала, которому тело должно было следовать».