Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз Сильвенио все-таки услышал. Поднялся на ноги, открыл дверь, глядя исключительно себе под ноги.
– Должен сказать, сир… ваша бесчеловечность действительно…
– Захлопнись. Все твои претензии я уже давно знаю наизусть. Пошли.
Он «захлопнулся» и пошел за ним. А что ему еще, спрашивается, оставалось делать?
Победитель здесь всегда был только один.
[Запись в бортовом журнале номер LZ0JS51738_946:]
«…»
[Запись удалена.]
Глава 7
Омела
«Фригг взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Но Локи, узнав, что Фригг еще не взяла клятвы с омелы, сделал из этого растения стрелу и хитростью заставил Хеда выстрелить в Бальдра. Стрела попала точно в сердце…»
Цифры привычно выстраивались на экране в стройные ряды. Командовать ими было довольно просто: цифры были неприхотливы и охотно слушались того, кто знал, как с ними обращаться. У каждой цифры, у каждого символа было свое строгое назначение, и это помогало упорядочивать собственные мысли. Чувствовать себя машиной было теперь даже приятно: лишние волнения быстро исчезали под стук клавиатуры, а рутинная работа убивала все желания и мягкой тряпкой затирала слишком яркие воспоминания. И это было просто замечательно.
– Лиам.
Он сделал вид, что не слышал.
– Лиам. Прошло три месяца. Мне кажется или твой траур слегка затянулся?
– Вам кажется, сир. Мой траур не выходит за рамки традиций моего народа, согласно которым у каждого человека есть право переживать потерю ровно столько, сколько это ему необходимо.
Все эти три месяца они почти не разговаривали. На вопросы Сильвенио, разумеется, по-прежнему всегда отвечал, но больше не заговаривал по своей инициативе. Более того, за все это время он ни разу не посмотрел ему в глаза, – возможно, отчасти потому, что боялся однажды снова увидеть так врезавшиеся ему в память те самые вымораживающие без остатка черные зеркала. Но что было странно, так это то, что Аргза его все это время – после наказания, которого пребывающий где-то в прострации Сильвенио даже не запомнил, – и не трогал особо, хотя больше в его духе было бы любыми способами добиваться своего.
Сейчас Аргза подошел со спины и, мягко взяв его за запястье, поднес его руку к губам и поцеловал тыльную сторону ладони. Сильвенио только продолжил печатать левой рукой, не повернув даже головы.
– Мне нужно работать, сир.
– Прекрати это. Ты не думаешь, что пора перестать изображать собой вместилище мировой скорби? Пора принять факт: да, твой приятель мертв, и – да, его убил я. Такова жизнь, что поделать? Хотя, несомненно, ты был бы гораздо счастливее, если бы тот зарвавшийся идиот убил меня, верно?
Сильвенио еле слышно вздохнул и неловко высвободил руку.
– Нет, сир. Я не был бы счастливее. И никакое «вместилище» я не изображаю. Просто… вы убили моего лучшего друга. Моего фактически единственного друга, если учесть, что с Мартином вы запретили мне общаться задолго до этого. Вы убили очень близкого мне человека, который мне был как старший брат, который был со мной с самого детства, с самого моего здесь появления… Хотя, я уверен, вы могли бы этого не делать. Вы могли бы… просто высадить его, например. Но вы убили его, хладнокровно и жестоко. Заставив меня при этом смотреть. Чего вы от меня ожидали после такого? Признательности и благодарности за то, что я в отличие от него остался жив? Нет, извините, никакой благодарности я не ощущаю. Если бы я был свободен, я бы предпочел никогда больше вас не видеть. Я бы сообщил в Федерацию, чтобы вас судили по закону. Но я не свободен, я вынужден оставаться здесь, поэтому… не мешайте мне работать, пожалуйста.
Аргза только хмыкнул, не отвечая. А в следующее мгновение провел перед его глазами пластиковой карточкой, зажатой между двумя пальцами.
– А если так?
Сильвенио изумленно и неверяще проследил за золотистым прямоугольником глазами – и, забывшись, тут же встретился взглядом с довольным Аргзой, держащим карточку у лица. Он машинально вздрогнул, но его ожидания, к счастью, не оправдались: глаза варвара были совершенно обычными, такими, какими он запомнил их до убийства Джерри.
– Это… это же членская карта доступа во Всемирную Артурианскую Библиотеку… Как вы ее достали?
– О, я вполне могу себе это позволить, учитывая мои запасы золота и банковские счета. Не бойся, она не краденая, заказана на твое имя. Как-нибудь слетаем туда, когда будет время.
Сильвенио опустил голову. Всемирная Артурианская Библиотека являлась самым большим хранилищем книг, собранных со всех галактик, и именной пропуск в нее могли купить очень и очень немногие. Он мечтал попасть туда с тех самых пор, как случайно встретил упоминание о ней в интернете, грезя обо всех тех книгах, которые, согласно общим слухам, являются уникальнейшими экземплярами, не выставленными нигде больше, даже в Сети. И Аргза каким-то образом снова угадал его желание, как тогда, с той историей про Семицвет.
– Не надо… – выдавил он через силу. – Оставьте это себе, милорд…
– Хм? – Аргза насмешливо выгнул брови. – Разве ты не хочешь ее получить?
– Очень хочу, сир, и вы это прекрасно знаете. Но я не собираюсь… унижаться перед вами из-за нее… Оставьте себе, милорд, я больше ничего и никогда не буду у вас просить.
Он старался, чтобы его голос звучал твердо и уверенно, но так и не смог изгнать из него нотки сожаления. Аргза, однако, лишь вложил карточку в его руку и приподнял его лицо за подбородок, заставляя снова оторвать взгляд от пола.
– Ну-ну, не зарекайся. И потом, ты уже переигрываешь. Мне эта штука даром не нужна, а на ветер я такие деньги пускать не намерен. Бери и не ломайся, пташка, это подарок. Обещаю даже свозить туда тебя в ближайшее время, мой маленький книжный червяк.
Сильвенио посмотрел на него, вновь ощущая себя абсолютно беспомощным, несмотря на то что сейчас никто не заставлял его делать что-то против его воли.
– Вы же не думаете, что я вас прощу?
Аргза задумчиво погладил его по щеке большим пальцем, усмехаясь:
– Мне, честно говоря, фиолетово как-то, простишь ты меня или нет. Обижаешься – твое дело. Мне будет достаточно, если ты немного развеешься и перестанешь вести себя как скорбящая вдова.
Сильвенио не ответил, только
