Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот… — Мякин, уступая ей дорогу, показал в сторону хрипящего тощего.
— Да, сейчас. — Сестра прикрыла за собой дверь и через некоторое время появилась снова со шприцем в руке. Она сделала тощему укол, и через минуту тот успокоился. Он тихо лежал с закрытыми глазами и бормотал что-то несвязное. — Сейчас немного поспит, — сказала сестра и спросила: — Бедолага вас беспокоит?
— Да, немножко, — ответил Мякин.
— Сейчас я вам принесу микстурки, и вы тоже отдохнёте, — сказала она и удалилась.
Мякин подошёл поближе к тощему. Тот тихо посапывал, лицо его разгладилось, и Мякину показалось, что тощий чуточку улыбается во сне.
«Интересно: что ему снится?» — подумал Мякин и прилёг на свою постель. Он пытался вспомнить свой последний сон и никак не мог это сделать; он даже не мог вспомнить хотя бы, что ему снилось. Он помнил санаторные сны, помнил Орбодина, но последний сон ему никак не давался.
В дверях вновь появилась медсестра, поставила на мякинскую тумбочку стопочку с коричневой жидкостью, пожелала ему спокойной ночи и вышла из палаты. Мякин понюхал содержимое стопочки, запах ему понравился, и он залпом выпил содержимое, затем погасил большой свет и тихо улёгся в постель. В клинике наступила тишина, которую в городских условиях отыскать весьма трудно. Мякин лежал не шевелясь и слушал тишину. Здесь, в клинике она была какая-то глухая и недружественная. Сосед перестал сопеть и тоже притих, как будто почувствовал, что Мякину нужен отдых. Редкие звуки всё же проникали в палату. Какая-то птица, жалобно пискнув, расположилась где-то за окном. В коридоре что-то стукнуло, словно некто уронил на кафельный пол то ли тапочку, то ли нетяжёлую сумку. Мякин закрыл глаза и вдруг вспомнил свой последний сон, сон который приснился ему ещё тогда, когда болезненное состояние не полностью охватило его. Это был сон о санатории.
Красивый сон: будто бы он с экстрасеншей плывёт на большой льдине, а вокруг до самого горизонта простирается тихая морская вода. Светит яркое солнце, и Мякину от этого хорошо. Рядом красивая женщина смотрит на него как на капитана дальнего плавания.
Тощий пошевелился, повернулся на другой бок и снова затих. Мякину очень хотелось заснуть, но появившийся шум в голове и беспокойные мысли не давали расслабиться. Мякин встал, подошёл к окну и долго смотрел на чёрные ветви деревьев. Он вспомнил последний звонок Герасима Ильича. Поздоровавшись, Герасим Ильич спросил:
— Ну как дела?
— Нормально, — ответил Мякин.
— Нормально, — повторил Герасим Ильич. — Нормально — это хорошо. А как у тебя с коллективом? — снова спросил Герасим Ильич.
Мякин почувствовал, что шеф что-то знает о непростых взаимоотношениях в конторе, и уклончиво ответил:
— Да так, вроде ничего.
— Добре, добре, — произнёс Герасим Ильич и ещё раз спросил: — Новации внедряешь?
— Внедряю, — сухо ответил Мякин.
— Ты вот что, Мякин. Надо бы поговорить как-нибудь без телефона. Я тебе перезвоню.
На этом разговор закончился, а Герасим Ильич так и не перезвонил.
Мякин взглянул на часы. Часы показывали двенадцать ночи. Он вернулся к постели и попробовал уснуть, минут двадцать лежал не шелохнувшись — микстура не действовала. Голова гудела и не давала отдыха. Мякин снова встал и оделся, немного посидел на кровати, прислушался — тощий тихонько засопел.
«Почему бы мне не сделать такой укол? — подумал Мякин. — Спал бы, как этот балаболка».
Он подошёл к двери, прислушался: за дверью ощущалась вселенская тишь, словно там и не было длинного коридора с дежурной медсестрой, кабинетов врачей, процедурной и прочих каморок и помещений, которыми изобилует любая больница.
«Наверное, завтра придёт супруга, — подумал Мякин и пожалел её. — Намаялась она со мной в последнее время. Устала, наверное».
Мякин тихонько, чтобы не шуметь, прошёлся несколько раз от двери к окну, разделся и снова лёг, закрыл глаза и стал представлять себе, как бы он руководил конторой, если бы не заболел. Во-первых, он заставил бы всех отчитываться за неделю о проделанной работе, да не так, как это было заведено у Герасима Ильича. У Герасима Ильича отчитывались устно, говорили неконкретно, путались, повторялись, а Герасим Ильич под настроение принимал эту болтовню. Мякин всё бы переделал. Все бы писали отчёты на специальных бланках, и слукавить, выдать работу прошлой недели за текущую уже было бы нельзя. И тогда отчёты точно бы показали, кто на что способен. Потом бы он предложил… Вот именно: настоятельно предложил, а может быть, даже потребовал одеваться для работы скромно, по-деловому, а то бородач всё время является в контору в каком-то вытянутом свитере, а в тёплое время года позволяет себе появляться даже в футболке непонятного цвета. А Раиса со своим вечным декольте… Не должна секретарша солидного заведения так сверкать голыми телесами! Герасим Ильич ей многое позволял. А ещё бы он, Мякин, всё-таки заставил её не называть себя Мякишей. Но она так и не приняла его условия и продолжала называть его Мякишей.
Мякин открыл глаза, взглянул на часы — стрелки показывали половину второго. До утра оставалось ещё масса времени. Мякин подумал: всё же почему конторские так сопротивлялись его новому порядку? Ведь он хотел как лучше, а получалось всё хуже и хуже. Его указания выполнялись плохо, а иногда вовсе игнорировались. Последний отчёт ему пришлось готовить самому, словно он и не был руководителем. Бородач, которому он поручил составить общую записку, просто внаглую стал сопротивляться, постоянно переспрашивать, как сделать это и то, — и Мякину в конце концов из-за того, что время поджимало, пришлось эту работу сделать самому.
«Не получился из меня начальник», — сделал вывод Мякин и на некоторое время успокоился. Мысли в шумной голове как-то не фиксировались, и он как будто задремал.
Он открыл глаза, когда за окном погас свет. Мякин взглянул на часы. Три часа ночи.
«Они из экономии в три часа ночи отключают уличное освещение?» — подумал он и почувствовал, что в ногах на его постели кто-то сидит.
Мякин присмотрелся и обнаружил в тёмном силуэте фигуру тощего. Тот сгорбившись сидел на самом краешке и смотрел на Мякина.
— Что, не спится? — спросил он тощего.
Тот молчал и только тихонько качал головой. Мякин поджал ноги под
