Гриша взглянул на Арсения:

— Лучше бы вы гуляли с нами, было бы интересней играть в прятки.

Арсений тут же откликнулся:

— В другой раз обязательно так и сделаем.

Гриша ему улыбнулся и повернулся к Анне:

— Что-то я проголодался, может, уже пообедаем?

Арсений, не дожидаясь ее ответа, обратился к Анне:

— Анна Леонидовна, за Вами выбор. Назовите место, куда мы все отправимся обедать.

— Поручим это Александру, он лучше меня сделает выбор.

Александр не ошибся и все остались довольны обедом. Когда Гриша расправился с десертом вышли на улицу, Анна напомнила Грише, что нужно поблагодарить Арсения за обед и вкусный десерт. Гриша смущенно прошептал:

— Спасибо.

Анна пришла на помощь Грише:

— Мы еще только учимся вежливости. В самом деле, очень приятный обед и, кажется, прогулка тоже удалась.

— Да, и мне все очень понравилось.

— Мы сейчас вас покинем. Нам с Гришей и Анастасией Георгиевной нужно отдохнуть, а вас с Александром мы оставим. Вам, наверное, тоже хочется пообщаться?

Арсений согласно склонил голову:

— Да, конечно, нам есть о чем поговорить.

— Тогда увидимся вечером, в театре.

Арсений и Александр отправились в гостиницу. По дороге говорили о Викторе, Арсений рассказал о разговоре с Анной:

— У меня сложилось впечатление, что Анна очень разумная женщина, она говорит так, будто то, что случилось с Виктором ей знакомо, и она понимает, чего можно ожидать в ближайшем будущем и чего следует опасаться.

Александр согласился:

— Да, мне тоже так показалось. Два года назад она предупреждала нас с Виктором об осторожности общения с одним человеком, он представился нам, как служащий железной дороги, а оказался следователем НКВД. Тогда нам удалось избежать неприятностей, а сейчас Анны Леонидовны рядом с Виктором не оказалось.

— Мы говорили не только о том, что случилось с Виктором, и меня и ее беспокоит твое будущее, есть большой риск, что тобой тоже могут заинтересоваться органы безопасности.

Александр грустно улыбнулся:

— Да, я понимаю, ведь мы друзья.

— Ты очень близко знаком с Виктором. Значит ты один из первых, от кого могут ожидать свидетельства против него.

Александр возмутился и повысил голос:

— От меня? Против Виктора? Нет уж, не дождутся!

Арсений постарался его успокоить:

— Тише, Саша, на нас обращают внимание. Давай спокойно поговорим вот о чем. Мы с Анной Леонидовной ходили по городу, рассуждали и решили предложить тебе подумать о том, что после окончания гастролей тебе стоит задержаться здесь в Саранске, до тех пор, пока существует неопределенность с твоим положением. Потом, когда все успокоится, ты вернешься в Москву в свой театр. Не спеши принимать решение, подумай.

— Тут и думать не о чем. Я уже все для себя решил. Если меня вызовут для какого-то там свидетельства, я тут же поеду и расскажу все, что знаю о Викторе. Никогда за всю свою жизнь он не сделал ничего дурного, и я уверен, не сделает. Если найдется человек, который станет говорить о нем дурно, этот человек подлец и негодяй.

— Совершенно с тобой согласен, но не горячись, послушай совета старших. Мы не знаем в чем причина ареста Виктора, возможно, его оклеветали, если это так, то те, кто это сделал — подлецы и негодяи, но во всем, что произошло ужасно не это, ужасно то, что те, кому дано право арестовывать не спрашивали мнения о Викторе у порядочных людей, а поверили негодяям. Что это значит?

— Не знаю. Хочется надеяться, что произошла ошибка, разберутся и выпустят.

— Даст бог, только они в него не верят. Потому, думаю, и тебе не стоит рисковать. Приедешь, начнешь убеждать, что он честный и порядочный человек, а у тебя спросят: почему он не вступил в комсомол, почему не участвует в общественной жизни, когда он последний раз был на праздничной демонстрации, а сами то вы, когда были? Вдруг они решат, что там, рядом с камерой Виктора есть еще одна свободная камера?

Александр немного растерялся от слов Арсения:

— Бог с тобой, что ты такое говоришь?

— Знаешь, Саша? Люди, они очень разные и понятия о чести и порядочности у них тоже очень разные, и то, что мы с тобой считаем правильным, кому-то может показаться вредным, а убеждать в своей правоте людей противоположных взглядов абсолютно бессмысленно, тем более, когда эти люди облечены властными полномочиями. Так что, давай договоримся, ты не рвешься в Москву, а я, когда вернусь, постараюсь все, что смогу разузнать, и буду тебе сообщать обо всем, что узнаю.

— Хорошо, я подумаю.

Они подошли к гостинице, где уже третий сезон жил Александр, в этой же гостинице остановился и Арсений. Перед тем, как разойтись по номерам Арсений предложил:

— Если свободен? Заходи ко мне через полчаса, хочу с тобой кое-что обсудить.

Разговор с Арсением произвел на Александра сильное впечатление и эти полчаса он ни на минуту не отвлекся от мыслей о Викторе и о себе. С одной стороны предложение спрятаться на время в Саранске выглядит вполне разумным, с другой стороны, если есть хоть небольшой шанс помочь Виктору и не сделать этого, то придется жить с этим грузом всю оставшуюся жизнь. Все же раздумывать здесь не о чем. Сегодня же надо поговорить с режиссером, отпроситься на несколько дней и съездить в Москву. Говорить об этом с Арсением и Анной не стоит, опять начнут отговаривать.

Утвердившись в этой мысли, Александр отправился к Арсению, постучал в дверь:

— Арсений Ильич, ты здесь? Можно войти?

— Да-да, заходи, пожалуйста, присаживайся, — Арсений указал на стул возле журнального столика, за которым сидел сам. Перед ним лежала среднего объема рукопись, он накрыл ее рукой, — вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Что это? Ты начал писать? Не перестаю тебе удивляться. Совсем недавно ты был архивным клерком, потом резко изменил жизнь — подался в режиссеры, теперь новое занятие, стал писать.

Арсений пожал плечами:

— Ничего удивительного. В том, что я делаю в последнее время, без труда можно проследить вполне закономерную последовательность. На службе в архиве мне довелось познакомиться со многими редкими документами и свидетельствами. Хранить такое знание в себе показалось нерациональным, оно — это знание достойно того, чтобы им поделиться. Для этого очень даже подходит документальное кино, а оно делается по сценарию, который создается на бумаге. Мне, кажется, здесь есть и последовательность и логика.

— Да, пожалуй ты прав, и в чем же тогда заключается моя роль?

— Мне хочется, чтобы ты посмотрел рукопись, взглянул на нее как читатель, потом как зритель и потом как актер, профессионально