— Со святым фонарем? — я и не пытался скрыть охватившего меня изумления — Вы спустили Глэвдолл в Ямы?!

Немыслимо!

Далеко не в каждом даже крупном городе при храме Лоссы сыщется большая и богато изукрашенная повозка, больше похожая на пришедшую прямиком из сказок карету, над чьей крышей ярко переливается разноцветный стеклянный шар. Тончайшая работа! Эти шары делаются лишь в одном городе и стоят баснословно дорого — для оплаты их стоимости желающим такую повозку в храм сестрам Лоссы приходится порой годами бродить по городу и близлежащим селениям, собирая пожертвования. Днем установленный на повозке шар с хитрыми зеркальцами внутри посылает во все стороны цветные лучи, что ползут по стенам домов и радуют детишек. Вечерами же внутри шара зажигают особую ярчайшую лампу, а сам шар с механическим стрекотом начинает медленно крутиться… диковинка и только… Глэвдолл. Глэвсы на шестах то в каждом храме сыщутся — бывает и дорогие, старинные, с дарственными надписями от родовитых семейств. Но витражный Глэвдолл — редкость великая. В Буллерейле повозка с драгоценным Глэвдоллом имелась.

Шар хрупкий. Повозка несуразная, узкая, короткая… хлипкая… ее колеса пусть и большие, но никак не предназначены для езды по бездорожью. Только для медленного торжественного продвижения по тесным городским улочкам с их порой неоправданно крутыми поворотами и внезапными сужениями. Во время дня Чистосвета повозка катается по городу от рассвета до рассвета, наполняя улицы разноцветным свечением и трогательными храмовыми песнопениями. В Элибуре за время праздника сменяют друг друга шесть певчих хоров, чтобы пение не прерывалось ни на миг…

Тряхнув головой, я провел по волосам пятерней, роняя на пол комочки засохшей грязи:

— Спустить в Ямы… да как шар не разбился?

— Разбился! — уже из комнаты рявкнул стражник и сердито там чем-то грохнул.

— Полностью? — ахнул я, представляя всю величину горя, что вскоре охватит все население Буллерейла и расположенных поблизости селений, куда праздничная повозка Чистосвета обязательно наведывалась хотя бы раз в год.

— Слава Лоссе — нет — пробурчал Магарий — Пара стеклышек разбилась. И вроде как одно большое зеркальце. Соберем уж как-нибудь на починку… Так ты будешь слушать?

— О… конечно. Продолжай

— Нас сдернули ничего не пояснив. Беда… Тьма… быстрее! В Ямы! Пока я своих собрал, пока мы лошадей оседлали и к храму прибыли — они уже повозку выкатили! Мы так и онемели разом. Мы ведь еще и не понимали ничего, я как раз собирался спросить, но тут принесли весточку от бургомистра… и его подняли с постели!

— А в записке?

— Коротко и ясно изложено следующее: «Беспрекословно следовать указаниям старшей сестры Ксаллопы и вопросами ненужными не досаждать!».

— О как — крякнул я — Беспрекословно… сурово…

— Мы тихо прошли город почитай насквозь. А как на тракт вышли, так лошадей и хлестнули. Повозка трещит, шар дребезжит, сестры причитают, служки шар этот стеклянный обняли, на крыше повозки стоят и молитвы воют… Светлая Лосса! Цирк бродячий да и только! Но кое-как добрались до начала спуска… Рург… ты поверь — я думал мы там все сгинем — отвернувшись от уже раскрытого сундука, Магарий сжал мне руку повыше локтя и легонько встряхнул — Тропа крутая… скользкая… золотари паскуды такие поналяпали там… и ведь темнота! Лошади упираются, мы их как можем понукаем, моя правая рука Тизор их тащит, так ему ногу копытом отдавило так, что сегодня будут ему ступню резать…

Я молча покачал головой, мысленно возвращаясь к той коварной тропе. Но мы спускались налегке и было еще светло. Поднимался я уже в темноте, но вверх — не вниз. А что пришлось пережить стражам я и представить себе не берусь. Священный стеклянный шар, он же городской Светоч Лоссы… разбей они его целиком и… со службы можно сразу уходить. А заодно лучше и город покинуть. Но ладно разноцветное стекло… в ту пору на тропе действительно можно было сгинуть…

— И тут вдруг внутри повозки зазвенело и… шар разом заполыхал! Да так ярко! — стиснув зубы, Магарий явно с огромным трудом удержался от свойственных ему ругательств, помня, что говорит о сестрах Лоссы — Лошади обезумели! Мы висим на поводья, двоих скинуло, они покатились вниз по проклятым камням и помоям… Коллас руку сломал… кость наружу. Брат его Коллус лоб разодрал до кости… Так что твое денежное вспоможение нам как сама Лосса ниспослала — выпустив мою руку, чуть успокоившийся страж вернулся к изучению содержимого сундука — Сам понимаешь каких трудов мне стоило не… не задеть резким словом старшую сестру Ксаллопу, что из благих побуждений решила осветить наш путь, позабыв нас об этом предупредить…

— Да-а-а… — протянул я — Спустились? До самого дна?

— Куда там!

— Вот и я про тоже — кивнул я — После Ям тропа сужается. Повозке там никак не…

— Не пройти! — ткнув мне в грудь комом сероватой в сумраке одежды, Магарий хлопнул крышкой сундука и шагнул к выходу — Добрались до сужения — и дальше никак! Разве что лошадей за хлипкие тамошние деревца веревками цеплять и выдирать их с корнями… Но ведь не посреди ночи! Посему повозку мы оставили там, а при ней двух младших сестер, одного служку и всех моих покалечившихся за эту дорогу. Тизор зубами скрипит, но боевое прошлое памятуя еще держится кое-как. А вот молодежь наша… Коллус шипит от боли, Коллас сомлел чуток… Эх! Мне сегодня к их матери идти — рассказывать, как я двух ее сыновей за одну ночь покалечил… и ладно бы дни осенних хмельных ярмарок, когда упившиеся селяне да возчики беснуются… так ведь до первой ярмарки еще далече!

— Да скоро уже — возразил я.

— И то верно…

— Дальше пошли пешими?

— Хотели на лошадях — буркнул Магарий, запирая дверь — Но они воспротивились. Уперлись всеми копытами, головами машут, хрипят, зубы скалят… Сестра Ксаллопа из повозки три лампы особые достала, запалила их. Видел хоть раз лампы витражные?

— Витражные? — удивился я — Такие как в храмовых исповедальнях?

— Они самые. Стеклянные колпачки на них из стеклышек разноцветных. Помню еще мальчишкой на них глядел, потихоньку в дрему проваливался и все свои шалости суровой сестре Лоссы пересказывал…

— Тропа… — тихо напомнил я.

— Тропа клятая… — пробухтел Магарий — Еще вина?

— Мне, пожалуй, хватит — улыбнулся я.

— А мне вот еще глоток лишним не будет. Вон кувшин в углу, там же ведро. Умойся хотя бы. И плечи омой.

Кивнув, я направился в угол, а старший страж, усевшись за стол, бухнув о стол почти пустую бутылку, продолжил