— Ну… потребовать бутылку вина!

— И?

— И выпить ее одним махом!

— Бутылку вина одним махом — повторил я и улыбнулся — А затем, обняв за плечи обмирающих от страха заезжих селян, начать им жаловаться на горькую палаческую участь, не забывая продолжать возлияния и порой вставлять страшные подробности о моем кровавом ремесле…

— Вот видишь — девушка улыбнулась в ответ и поморщилась, когда глубокие царапины отозвались болью — Ты и сам все знаешь…

— Глупости это — отрезал я — После такого пить нельзя. А вот после пережитого нами вчера — можно…

Моя попытка вернуться к интересующему меня делу успехом не увенчалось. Сердито тряхнув головой и снова поморщившись, сильга ткнула пальцем в щетку:

— Но не сапоги же начищать!

— Напротив — возразил я — Как раз это и надо сделать первым делом. Так, во всяком случае, поступаю я.

— Отчего же?

— Однажды, исполнив упомянутое тобой кровавое дело и казнив особо мерзкую парочку жестоких убийц, что убивали ради забавы…

— Им не поздоровилось в твоих руках?

— Я выпотрошил их заживо — спокойно ответил я и наклонил голову, наблюдая, как сильгу встряхнуло от моих слов как кошку после вылитой на нее воды — Зачем же ты спрашиваешь, если не готова слышать те самые страшные откровения о палачах и пытках?

— Да уж… — вздохнула Анутта и замолкла, глядя, как я аккуратно стаскиваю сапоги, разматываю портянки и медленно опускаю босые ноги на дощатый настил — Ты что-то говорил про «однажды»…

— В тот день я испытал немалую тягу напиться — признался я — Но удержался. Пошел по мокрой после дождя улице, ведя за собой лошадь и размышляя о том, что сегодня желаю на ужин. И тут моих ноздрей коснулся дивный аромат свежеиспеченной сдобы. Что-то с яблоками, корицей и медом…

Сильга понимающе закивала, одновременно тянясь к лежащей на столе книге в кожаном переплете.

— Звякнув дверным колокольчиком, я вошел и сразу увидел его — нарезанный большими и даже небрежными кусками исходящий паром яблочный пирог. Его только достали из печи, тут же нарезали, выпуская на улицу манящий запах… Там была молодая владелица. Улыбчивая, с русой толстой косой, краснощекая от здоровья и жары у печки. Она улыбнулась мне, сразу поняв, зачем я пришел. Я улыбнулся в ответ, поднял руку с зажатыми монетами… и увидел как она падает на поднос с нарезанным яблочным пирогом — тяжело вздохнув, я покачал головой и, подняв правый сапог, зачерпнул пригоршней воды из ведерка и вылил ее на носок — Подхватить ее я не успел, грохот был изрядный, ушиблась она тоже здорово, а куски пирога разлетелись по полу. Из задней комнаты выскочил ее муж, по пути сдирая со стены старый топор — даже старинный, не иначе дедовский… нынче таких не выковывают уже…

— Погоди ты с топором дедовским… Упала? Но…

— Почему? Обморок — я тихо рассмеялся и кивнул на зажатый в руке сапог — Шагнув к упавшей, я случайно бросил взгляд вниз и понял, что оставляю за собой кровавые следы на навощенном паркетном полу.

— Ох…

— Как ты и сказала — дела я вершу кровавые — я пожал плечами и, взявшись за щетку, принялся обхаживать сапоги жесткой щетиной — В тот день я постарался особо. И был слишком устал и зол, чтобы пристально оглядывать себя. Знал, что подошвы в крови, но был уверен, что пока миную задний двор тюрьмы, пока пройду по мокрой улице, прошагав по лужам…

— Кровь не смылась?

— Не вся. Большая ее часть осталась на голенищах и медленно стекала вниз, подбадриваемая водой из луж… Что ж… я извлек из этой истории два урока. После каждого исполненного дела я чищу сапоги — я кивнул на обувь, отставляя вычищенный сапог в сторону и берясь за второй.

— А второй урок?

— Я никогда не захожу в ближайшую к городской тюрьме пекарню — абсолютно серьезно ответил я — Даже если она лучшая в городе, а я умираю от голода.

— Что ж… — задумчиво произнесла сильга, закрывая крышку чернильницы — Не каждый день услышишь такое…

Хмыкнув, я потратил еще некоторое время на молчаливую чистку сапога, а закончив, промыв щетку и отложив на край лавки, покосился на пузырек с маслом, пошевелил пальцами ног и предложил:

— Поговорим? Я расскажу тебе о том, что происходило ночью в Ямах Буллейрела и со мной, а ты…

— Я уже знаю — вздохнула девушка, осторожно касаясь раненой щеки — Незадолго до тебя приходила старшая сестра Ксаллопа… или вернее бледная тень ее… Она рассказал мне все, что случилось. Рассказала и о тебе… и о Нимроде… Как же я глупа…

— Ты не глупа — возразил я и, вдавив спину в стену, поерзал лопатками, устраиваясь поудобней — Ты… ты кажешься мне цыпленком, сильга Анутта. А старшая сестра Ксаллопа видится мне важно кудахтающей несушкой, но… никак не боевой соколицей…

— Что?

— Сравнения мне не особо удаются — признался я — Но зато я всегда могу оценить опытность даже незнакомого человека. Не будем пока о здешних сестрах Лоссы. И пусть я мало что понимаю — как оказалось — в пугающих делах сильг и сестер Лоссы, но… как давно ты путешествуешь одна, сильга Анутта?

— Ты… ты решил…

— Я решил — кивнул я, спокойно глядя на тощую девчонку — Ты обманула меня своей уверенностью, сильга. Ты действовала решительно, принимала решения быстро, мечом владела ловко. Но затем я понял — ты вела себя скорее как уже бывавший на поле боя воин, но не как привыкший командовать и умело оценивать события генерал…

— Это…

— Да?

— Это мое седьмое путешествие в одиночку — сильга опустила голову — Но первое настолько дальнее. И первое, когда я встретила действительно сильную тварь…

— А до этого?

— Я путешествовала со своей наставницей — призналась Анутта — Но мы прошли с ней через многое! И я никогда…

— Ты привыкла полагаться на чужие приказы и чужую оценку, госпожа — примиряюще улыбнулся я и взялся за пузырек с маслом — Старшая же сестра Ксаллопа… я не видел ее в деле лично, но верю словам старшего стража Магария. Он тоже человек опытный и редко ошибается в своей оценке. Быть может, в прошлом сестра Ксаллопа прошла через многое… но это было давно и с тех пор она многое растеряла.

— Да… то же самое сказала мне она сама незадолго до твоего возвращения. Меня спас ты. А ее спасла и остальных спасла решительность старшего стража и витражного Глэвдолла. Ах