разорванный живот? Уж лучше спасительная тьма. Так говорят старые сильги… От страшной боли бегут в спасительное забытье. Уж тебе ли не знать…

— Я знаю — медленно кивнул я — Потому я и окатываю обеспамятевших приговоренных ледяной водой, вырываю им ногти или прижигаю им пятки — чтобы они пришли в себя.

— И когда они приходят в себя ты снова погружаешь их в пучину боли — боли, что кажется им бесконечной. Не так ли?

— Да…

— Верящие в это сильги говорят, что душа стремится избежать страданий любой ценой — даже ценой гибели тела, что не может долго прожить без вдыхающей в него жизнь души. Тело без души живет недолго, а как умирает и тем самым оповещает, что за душой можно уже являться… душа к тому мигу уже давно покинула свою обитель из плоти и крови и витает где-нибудь над потной головой палача, начиная понимать, что хоть эти мучения и закончились, но уже начинаются другие — куда более страшные. Ведь кхтун без теплого тела как бессмертный в проруби…

— Погоди…

— И пусть душа вырвалась… она уже не та, что прежде — все воспоминания, вся любовь и ненависть остались в теле, в голове и…

— Погоди!

— Что?

— Многие из казненных погибли у меня в руках от пыток. Таков был приговор — запытать до смерти и самым мучительным способом. И я считал и считаю это справедливым наказанием. При жизни эти твари творили страшное и заслужили свою кару сполна! Но теперь ты говоришь, что…

— Не каждой душе суждено суметь вырваться из телесной оболочки, Рург… может одна из… даже и не знаю…

— Ты веришь в это? — опустив локти на колени, я не сводил глаз с лица девушки — Во что ты веришь сама, сильга Анутта?

— Не знаю… я не знаю, Рург. Но именно по этой причине мы сильги и сестры Лоссы находим согласие в одном — пытать людей нельзя. Даже по приговору самого справедливого суда. Даже за самые страшные деяния. Нельзя. Не из милосердия. А из страха, что слишком рано вырвавшаяся из еще живого тела душа превратится в кхтуна, что тут же начнет опять страдать и отправится искать беззащитную детскую слабую душу, кою ему удастся потеснить, загнав в самые темные закоулки разума… а самому занять ее место…

— Так — медленно и неспешно произнес я.

— Тебе нужно время, чтобы обдумать все это, Рург. Хочешь вина? У меня есть немного.

— Хочу — кивнул я — Последние дни я пью слишком много хмельного, но… я бы выпил еще немного.

— Принесу.

— Есть ли хоть какое-нибудь… свидетельство в пользу того, что…

— Что сбежавшие из живых тел души становятся кхтунами?

— Да.

— Есть — уже из своей комнаты ответила Анутта — Не самое убедительное, но…

— Расскажи — попросил я, медленно сворачивая сверток — Расскажи мне…

— Послушай, Рург… не стоит принимать слишком близко к…

— Сердцу? — закончил я за нее и успокаивающе улыбнулся — У палачей нет сердца. Нет милосердия. И нет сожалений.

— Не стоит так говорить. Даже если ты попытаешься убедить себя…

— Расскажи — повторил я.

— Что ж… — вернувшаяся девушка опустилась на прежнее место и протянула мне наполовину наполненный бокал вина — Приходилось ли тебе слышать о мятежных землях под серым флагом с красной горой?

— Мы не так далеко от них — кивнул я, принимая угощение — Это было давно. Чуть больше трех веков назад гордые горцы с суровых склонов сурового Трорна воспротивились пришедшим к ним с новой верой и новыми законами посланцам короны. В то время королевством правил Аршах Четвертый, что получил прозвище Алый Король…

— Из-за моря пролитой им крови…

— И прямого родства с землями Ниоссии, чей южный берег омывается водами Багрянца…

— Да… Аршах Алый Король, он же Аршах Безжалостный. А ты много знаешь…

— Долгие и спокойные зимние вечера у трактирного камина — ответил я — Не счесть сколько вечеров я провел у огня, одной рукой поворачивая вертел с подрумянивающимся поросенком, а другой перелистывая страницы лежащей на коленях книги.

— Ты читал о том, как Аршах поступил с гордыми горцами Трорна?

— Он подчинил их. Трорн покорился стальной воле Аршаха Безжалостного.

— Нет — возразила сильга — Хотя… да, Трорн покорился. Но не воле Аршаха Безжалостного. И не его войскам. О таком не пишут в исторических книгах, но мы ведем собственные хроники и потому знаем о том, что происходило в те времена. Первым делом Аршах Безжалостный действительно бросил в предгорья войска. Конные отряды тяжелых рыцарей вошли в иссеченные крутыми тропами неизведанные им земли и… больше никогда не вернулись назад. Эта же участь постигла и пешие отряды. В то время король вел войну с соседней державой и, поняв, что не может позволить себе и дальше терять будто проглатываемые горой войска… поступил иначе, доказав, что его не зря нарекли Алым Королем. Он отправил клич на юг… в иссушенные вечной засухой прибрежные земли Ниоссии, омываемые слишком солеными водами Багрянца.

— Почти мертвое море… я мечтал побывать там. Говорят, что с вершин песчаных желтых дюн открывается поразительные вид на багровые воды, что несут по себе пенные алые волны… а на горизонты виднеются черные громады никем еще не исследованных островов…

— Много путников отправились туда… и еще никто не вернулся. Аршах Безжалостный хорошо знал, что южные земли вечно голодны… Он знал это благодаря своей матери — наложницы его отца, захваченной в одном из боевых походов Аршаха Великого. С помощью своей закутанной в красные ткани матери новый король отправил в южные земли гонцов и их не убили, а выслушали. И вскоре южные варвары, почти нагие, покачивающие на спинах боевых зверей, прошли через открытые для них королевские земли и вошли в предгорья Трорна… Они не особо торопились — ведь Аршах Безжалостный отдал эти земли им в полное владение сроком на три зимы.

— Ох… я многое слышал об обычаях южан…

— Они по сию пору поклоняются своим богам и приносят обильные кровавые жертвы — кивнула Анутта — Но там у себя они так забавляются с несчастными овцами. А на севере они поступали так с людьми… За три года варвары полностью опустошили отданные им земли, попутно вырезав почти треть населения, а остальных лишив воли к сопротивлению и наполнив ужасом их сердца. То, что они творили с несчастными, пытая их от зари до зари… я содрогалась, читая бесстрастные и все же неимоверно страшные описания… Казалось, что эти строки написаны запекшейся кровью. Сотни смертей