Через несколько дней, чтобы всё выглядело правдоподобно, не возникло подозрений, катером забросили на таманский берег. Никто в разведотделе и штабе флота ничего не заподозрил. Многие офицеры, мичманы, старшины и матросы выбирались из Крыма, кто как мог, вплоть до вёсельных лодок. Вскоре немцы сформировали группу, снабдили рацией, перебросили на Кубань. Сидоров по долгу службы бывал на совещаниях, узнавал секретные сведения, передавал их артельщику, тот шифровал и далее по цепочке радисту. Сейчас Сидоров остался один. С ним никто из группы, кроме артельщика, не общался, и выдать не мог. О смерти артельщика он узнал в тот же день и потому был спокоен, его никто выдать не мог. В случае опасности он, как разведчик, приготовил запасной вариант – документы, легенду.

Интуиция у него была развита хорошо, и Сидоров решил – запахнет жареным, тут же с запасными документами и деньгами сбежит. Бланки документов настоящие, в двух экземплярах на разные фамилии. Немцы снабдили из захваченных учреждений – паспортных столов, военкоматов и прочих присутственных мест. Бланки и печати настоящие, подписи скопированы мастерски. Осталось вписать фамилию, имя, отчество, год рождения, да в штампе прописки – адрес. И пойди, проверь, коли города эти оккупированы, под немцем находятся. А ещё были бланки чистые, с печатями – из госпиталей, можно вписать любую фамилию и диагноз, потом получать инвалидность. А инвалидность – это деньги, пусть и невеликие, и вопросов не будет – почему не работает человек. Мало того, можно себя в грудь бить – я кровь на фронте проливал, пока вы в тылу сидели, требовать льгот. Из ценностей – советские деньги, золотые изделия. Рубли – на первое время. В победу Германии в сорок третьем он уже не верил и рейхсмарки не копил. Хорошо бы доллары, да где их в СССР взять? Их можно было осторожно выменять у моряков Англии и США, ходивших в наши северные порты с ленд-лизовскими грузами, но на Чёрном море американцев не было. Зато золотые изделия позволяли надеяться на обеспеченную старость. Закончится война, осядет где-нибудь в большом городе, будет жить в своё удовольствие. Борис не подозревал, что близок к провалу.

В небе над Кубанью завязывались жаркие схватки. Наши лётчики набрались боевого опыта, перестроили тактику. Заводы стали выпускать достаточное количество истребителей и штурмовиков, да ещё поставки боевой техники по ленд-лизу. По всему чувствовалось, что летом Красная армия будет вести активные действия. После Москвы и Сталинграда вера немцев в непобедимость вермахта поколебалась. Потери немецкой армии были огромными, которые восполнить непросто. С фронта в Германию шли извещения о смерти в боях их отца, сына, брата. А из фатерланда на фронт письма родных о массовых бомбардировках английской и американской авиацией. Такие письма подрывали моральный дух солдат вермахта.

Немецкая разведка активизировалась. По всему видно – на юге русские готовят наступление. Разведывательные группы от различных разведорганов стали забрасываться чаще, но качество их подготовки стало хуже. Некоторые группы не успевали ничего предпринять, их арестовывали или уничтожали прямо после приземления. НКВД, СМЕРШ, войска по охране тыла, даже обычные войска уже знали – пролетел немецкий самолёт ночью, не бомбил, вернулся назад, стало быть – сбросил парашютистов. К предполагаемому району выброски сразу направляли автоматчиков, задерживали всех, сразу фильтровали. Подтверждают в воинской части личность задержанного, отпускают. А если гражданское лицо или военнослужащий командирован, разбирательства уже длительные. Идут письменные запросы по спецсвязи.

Было удачей, когда на месте приземления задерживали, при парашютах, с оружием, значительными суммами денег.

Одну такую группу захватили войска по охране тыла. Радист и агент, при рации. На допросах выяснилось, что позывной агента, к которому их направили, – Татар. Сразу же флотский СМЕРШ заинтересовался делом, вытребовал задержанных к себе, что было делом непростым. По подчинению войска по охране тыла подчинялись Берии. Все сливки за захват группы его люди уже получили – кто медаль, кто повышение в звании. Но для людей Берии дальше тупик. Надо сказать, что спецслужбы в СССР конкурировали друг с другом. Сталин делал так специально, чтобы был некий баланс.

Допрашивали обоих парашютистов порознь, но и Виктор, и Андрей вместе. Дело утомительное, один и тот же вопрос, только в разных вариантах, задавали не раз. Парашютисты были изрядно помяты при задержании и допросах в НКВД, испуганы, на контакт шли плохо. Всё же удалось выяснить, что на встречу с резидентом должен был пойти именно радист. Место встречи и пароль были даны именно ему. Позже выяснилось, что они встречались в лагере для военнопленных, а потом в команде Риксофа. Личный контакт в разведке значит многое, сразу понятно – перед тобой именно тот человек. Конечно, не исключена пере-вербовка. Кто предал раз, с лёгкостью предаст и во второй.

Виктор и Андрей ухватились за идею организовать встречу, конечно – под контролем. Такая проверка очень важна. Не исключена подстава, провокация со стороны немецкой разведки с целью опорочить, подвести под трибунал. Радист с лёгкостью согласился. Для встречи была оговорена явка на следующий день и, как запасная – через неделю. Завтрашний день исключался, поскольку люди Берии перестарались, на лице у радиста фингал под глазом и разбитая губа. Если отправить радиста с такими повреждениями, кто поверит в несчастный случай? Срочно нужен толковый врач. В госпитале нашли опытного хирурга, он осмотрел травмированного, назначил лечение. Однако высказал сомнение, что за неделю всё придёт в норму. Для убедительности радист своим шифром отправил радиограмму, что при посадке с парашютом угодил в полуразрушенное здание, ударил и поцарапал лицо и боится показываться в таком виде в городе. Причём радиограмма шла под контролем специалиста из радиоотдела СМЕРШа. Дать гарантии, что радист не поставил тайный знак, что работает под контролем, он не мог. Это могла быть точка в конце или её отсутствие. Немцы на выдумки горазды. Но на шифровку был получен ответ.

«Рады, что вы подали о себе весть. Желаем выздоровления».

Андрею не очень верилось в то, что разведцентр немцев поверил радисту. После приземления прошло четыре дня, возникает вопрос – почему раньше в эфир не выходил? И второе – если радист был не один, второй участник должен был дать свой сигнал, только ему известную комбинацию цифр. Но агент молчал, делал вид, что вопрос ему не понятен. Может, и так. Немцы в разведшколах к середине войны стали гнаться не за качеством, а за количеством, слишком много было провалов. Даже не провалов, при приземлении, если речь шла о выброске парашютистов, агенты сами шли в НКВД или СМЕРШ сдаваться. Тогда был шанс получить большой срок в лагерях, но не расстрел.

Всю неделю радиста лечили – примочки, витамины, регулярное питание. И всё равно пришлось в срочном порядке с утра искать гримёра. Нашли вышедшего на пенсию, но он вполне справился с заданием. Даже вблизи остатки синяка не были видны, а губа зажила сама.

С утра Андрей и Виктор осмотрели место встречи. Подобрано оно хорошо – с немецкой точки зрения, все подходы просматриваются. Решили устроить два наблюдательных поста – один на крыше у слухового окна дома по соседству. Оттуда можно наблюдать в бинокль и дать знать на захват радиста и резидента, в виде отмашки флагом или мигания фонариком. Захват радиста лишь имитация. А с офицером следовало действовать жёстко. Обоим оперативникам ещё свежа в памяти гибель двух силовиков. У офицера при себе табельное оружие и сам резидент готов к любому повороту событий. И второй пункт в крытом грузовике, с другой стороны. Внутри можно спрятать несколько силовиков. Прислали новое пополнение, Виктор с ними познакомился поплотнее. Парни хорошие, физически подготовленные, но в практических действиях не участвовали. Это минус, в критический момент ещё неизвестно, как себя поведут.