Андрей и Виктор уже опыт наработали по пособникам и изменникам Родины, как были призваны на совещание к руководству.

Оказывается, в нашем ближнем тылу произошло несколько диверсий. По почерку – одна группа. Ну или подготовлена в одной школе была. Многие разведшколы имели характерный почерк. Были три подрыва железной дороги, причём один подрыв с серьёзными последствиями, эшелон частично свалился под откос, были жертвы. Были задействованы территориалы из НКВД, войска по охране тыла, милиция. После третьего теракта подключили СМЕРШ. Андрею и Виктору непонятно было, почему привлекли не только ОКР, но и флотский. Дело флотского СМЕРШа – вести контрразведку непосредственно на флоте, в береговых частях, к коим относили и артиллерийские батареи, и флотскую авиацию и все службы – склады с интендантами, госпитали, боепитание и прочее. Но начальству лучше знать. Тем более теракты – это по линии контрразведки. И, похоже по почерку, что не местные, а прошедшие хорошую подготовку. Или немцы, или наши, из предателей, но опытные. Обычно начальство даёт какие-то вводные. А сейчас поднялся незнакомый человек в военной форме, но без погон. Коротко зачитал о времени и местах взрывов, показал на карте. Виктор толкнул в бок Андрея:

– Все места в суточном пешем переходе.

Уже после сообщения, когда расходиться стали, Андрей ответил:

– Здоровые лоси! Прикинь – по тридцать километров переход, причём ночью. На себе взрывчатка и провизия. Трое суток и три взрыва. По логике – стоит сегодня ждать четвёртого.

– Войскам по охране тыла стоило бы придать пехотный полк, да устроить прочёсывание местности.

– Эка хватил! Людей на передовой не хватает. Лучше расстели карту.

Разложили на столе карту.

– Смотри. Первый взрыв здесь, второй здесь и третий тут. Прослеживается направление движения.

– Они не дураки. Четвёртый взрыв будет в стороне, если у них взрывчатка осталась.

– Найти тротил сейчас легко. Сколько заброшенных позиций, блиндажей, складов.

– Надо искать их на вот этой ветке.

– Тогда чего сидим, чего ждём?

– Ладно, уговорил. Я иду получать сухой паёк, а ты в оружейку. Берёшь два «папаши», к каждому по четыре магазина и паре лимонок.

– Маленькое победоносное наступление решил организовать?

– Сколько их? Ты знаешь? Не хочу остаться без патронов в разгар боя. В конце концов, не на себе нести, у нас же мотоцикл.

Пока Андрей шёл в оружейку, бормотал:

– Как мотоцикл на ход ставить, так Андрей. А как ехать – у нас же транспорт есть!

Но оружие получил, расписался. Потом заправил полный бак бензина. Виктор к гаражу подошёл с сидором, полным харчей. В основном американские и английские консервы, галеты. У Андрея тоже сидор, как назывались вещмешки. Только там магазины с патронами, гранаты. Оба офицера повесили автоматы спереди, поперёк груди. Оба остро пожалели, что мотоцикл без коляски, забросили бы в неё весь груз и ехали налегке. Благо ехать не так далеко.

После освобождения большей части Краснодарского края от оккупации железные дороги находились в плачевном состоянии. Уходя, немцы взрывали железнодорожные стрелки, а ещё пускали по путям паровоз, который тащил путеразрушитель. С виду нехитрый механизм, напоминающий огромный плуг. Он разрезал шпалы, и путь становился непроходимым для поездов. А железнодорожное сообщение требовалось как воздух. На восстановление были брошены железнодорожные батальоны, привлечены местные жители. Только пошли поезда, повезли грузы, начались диверсии. Флоту и армии надо брать Крым, а без подвоза боеприпасов, топлива, боевой техники и личного состава эту задачу выполнить невозможно. В 1943 году железнодорожного пути от Краснодара до Туапсе не было, он появился только в 1955 году. Через Краснодар шла ветка Тихорецк – Краснодар – Крымск – Новороссийск. И вторая ветка Армавир – Белореченск – Хадыженск – Туапсе. И уже от него вдоль берега Чёрного моря на юг, к Сочи и Абхазии. И на участке от Туапсе до Хадыженска самое уязвимое место – Гойтхский перевал. Перепады высот большие, местность гористая, ущелья, мосты. При грамотной закладке взрывчатки можно надолго парализовать взрывом железную дорогу. Вдоль железной дороги тянулось шоссе. Фактически просёлок, сплошь камни. Ехать – одно мучение. Когда добрались до места, Виктор разразился фразой:

– Никакого удовольствия от езды! Это как поросёнка стричь. Визгу много, а шерсти – клок.

Не дорога, а костотряс. Остановились перед селением со смешным названием Индюк. Через пяток километров за ним начинается перевал, дорога вверх идёт. Обычно через перевал эшелоны тащат два паровоза, одному не под силу. Через горы к перевалу можно подойти со стороны, но человек должен иметь альпинистскую подготовку, и такой подход отнимет много времени и сил. Удобнее тем путём, коим ехали оперативники. Так ведь и диверсанты не дураки, понимают, что здесь может стоять застава. Но любую заставу можно ночью обойти по лесу. У немцев ГФП – полевая полиция, имела в достатке служебных собак. В нашей армии их было мало, в основном в конвойных частях.

На ночь расположились в селении, заняв пустующий дом. Не самовольничали, председатель сельсовета дозволил, сам дом показал, предварительно проверив документы.

– Про бдительность мы понимаем, сам воевал в сорок первом.

Левой руки по локоть у председателя не было. Оперативники решили поужинать, а с утра осмотреть железную дорогу, её строения. Надо найти уязвимые места, да ещё и подходы удобные. На Кубани темнеет быстро. Только что светло и сразу ночь, как будто выключателем щёлкнули.

Спали чутко, дверь изнутри стулом подпёрли. Если кто-то попытается войти, стул упадёт, сигнал подаст. Утром завтрак, по фронтовым временам роскошный – консервированная колбаса, фактически паштет, ножами мазали на галеты, запивали холодной водой из колодца. Печь топить, чтобы чайник вскипятить, это долго. А ещё дым демаскирует. Мотоцикл в сарай ещё вечером закатили. После завтрака налегке, только с оружием, да фляжка воды на ремне, к железной дороге. Андрей слева от путей, Виктор справа. Идут, под ноги смотрят. Через час хода мост. И сверху настил осмотрели и снизу по железнодорожным фермам лазали – чисто. Взрывчатки нет. И снова вперёд. Причём без разговоров, в полной тишине. Кабы не война, так окрестными видами наслаждаться можно. Горы, поросшие лесом, ущелья, горные бурные и узкие реки. Воздух, насыщенный запахами разнотравья, птицы поют. Идиллия! В этих краях от суеты отдыхать надо. Внезапно Виктор руку поднял и остановился. Это сигнал – внимание. Андрей к нему через пути перебежал, а Виктор на землю показывает. На камнях пыль и чёткий отпечаток сапога, причём немецкого. На отечественных сапогах, какие бы они ни были – кирзовые, яловые, хромовые, подошва гладкая и гвоздики с круглыми шляпками. На немецких кожаных сапогах подошва с рисунком, рифленая и шляпки гвоздиков квадратные. И след свежий, потому как три дня назад в этих местах был дождь, и след смыло бы. След шёл в сторону от железной дороги, в лес. Направились туда. И на землю смотрели и по сторонам. След то пропадал, если участок хвои попадал или опавшей прошлогодней листвы, то появлялся вновь. Человек был один, но с грузом. Размер сапог соответствует советскому сорок второму, стало быть, рост около ста семидесяти сантиметров, но след глубокий. Либо сам мужчина грузный, что для диверсанта нонсенс, либо несёт тяжёлый рюкзак. След шёл по лесу, параллельно железной дороге. Послышалось тяжёлое дыхание паровозов. Чух-чух-чух! Два паровоза, устаревшие «Овечки», как назывались паровозы серии «О», тащили состав из полутора десятков вагонов. На платформах накрытая брезентом техника, теплушки. Состав прогромыхал мимо.