Умаялся к вечеру Андрей, поужинал и спать. Утром поинтересовался у Виктора:

– Какие будут задания?

– Сегодня ничего.

– Тогда я займусь мотоциклом, ты же обещал отдать в пользование.

– Иди, ремонтируй. Не получится, выкинь или в металлолом сдай.

В углу гаража, переделанного из дореволюционной постройки конюшни, стоял запылённый мотоцикл. Андрей для начала выкатил его из гаража, вымыл. Так это же ТИЗ АМ-600, выпускавшийся на Таганрогском заводе № 65 с 1935 по 1941 год. С началом войны завод эвакуировался на Урал. Выпускал для нужд РККА и НКВД лицензионную копию английской модели BSA Sloper с двигателем мощностью 16,5 л. с. Специально для армии мотоциклы красились в зелёный цвет, для НКВД в серый. По довоенным временам вполне современная конструкция. Двигатель один цилиндр, четырёхтактный, нижнеклапанный, коробка передач четырехступенчатая, переключение ножное.

По нынешним временам, когда про карбюратор не все помнят, когда впрыск инжекторный, когда на мотоциклах дисковые тормоза спереди и сзади и прочие прибамбасы, вроде цифрового спидометра, так полный примитив. Зато надёжен, можно перебрать «на коленке». Зажигание магнето, аккумулятор не нужен. Андрей проверил искру на свече – есть! Покачал мотоцикл в стороны – в баке имеется бензин. Стало быть, причина, самая вероятная, это карбюратор. Известно, на войне бензин скверный, мало того что 66-й, так ещё мог быть грязный. Разобрал карбюратор, промыл, продул, собрал. Вокруг уже сотрудники собрались поглазеть. Открыл бензокран, пару раз качнул кик-стартером, потом повернул ключ в замке зажигания, резко, всем телом налёг на кик-стартер. Мотоцикл чихнул и заработал ровно. Самую малость подстукивали клапана, но прогрелся немного и заработал тихо, солидно. Сотрудники удивились:

– Надо же, механик среди оперов появился!

Всем объяснять не будешь, что в военно-морском училище двигатели изучали, как бензиновые, так и дизельные, так и электромоторы. Кружок по улицам сделал. Ветерок из глаз слёзы выжимал. Эх, найти бы ещё мотоциклетные очки. Впрочем, такие же были у танкистов, как защита от пыли. Всё равно где-нибудь выцыганит. На мотоцикле даже номер на жестянке был, явно воинской части П-36-82. На войне зампотех полка сам давал номера, периодически их меняли, чтобы ввести противника в заблуждение. У немцев за каждой дивизией или полком номера на транспорте неизменные. Мало того, на машинах, танках, тягачах ещё и знаки дивизии есть – голова тигра или слон на задних ногах или падающий в атаке на жертву орёл. Зачастую партизаны передавали по рации увиденный знак и в Разведывательном управлении РККА уже знали, куда перебрасывается дивизия.

Через пару дней спецсвязью был получен ответ на запрос. Медаль «За отвагу» за номером … была вручена Рыбалкину Вячеславу Ивановичу 15 января 1942 года командиром воинской части майором Прохоровым В. М., расквартированной в районе станицы Расшеватской.

Виктор сообщение прочитал, прихлопнул его ладонью на столе.

– Чего-то подобного я ожидал. Солдатик этот, Рыбалкин, наверняка в плен попал или убит. С него и медаль сняли, и удостоверение изъяли. Вот же гады! Ну я заставлю эту падаль говорить. Ты только не вмешивайся в спектакль.

Виктор приказал конвойному привести арестанта.

– Садись, читай!

И сунул ответ на запрос арестованному. Тот прочёл, поднял глаза.

– Не пойму я что-то, гражданин начальник, при чём здесь Рыбалкин?

– Так ты его медаль носишь! Неужели лично не знаком?

– Ничего не знаю.

– И говорить правду не будешь? – как-то недобро спросил лейтенант.

– Я всё сказал.

Но испугался, как-то втянул голову в плечи. Запугали в абвере страшилками. Но и часть правды в том была. Что в НКВД, что в органах контрразведки разрешали применять к подследственным пытки. С позволения самого товарища Сталина. Он ещё до войны сказал – если враг не сдаётся, его уничтожают. И жалеть его не надо. Дуболомы в органах использовались, особенно в НКВД. Но пытками можно заставить оговорить себя. Как говаривал генеральный прокурор СССР Вышинский, признание подследственного – царица доказательств. В контрразведке этот метод не пройдёт. Где улики? Радиостанция, шифровальный блокнот, организованная группа – командир, агенты, радист? Да и командование жёстко спросит. Как же так – группу локализовали, а чужой передатчик в нашем тылу выходит в эфир?

В ответ на отказ Козлитина признаться в работе на НБО или «Кондор» Виктор рассвирепел.

– Ах, ты гнида фашистская! Да я тебя сейчас на куски рубить буду! Выводите во двор, а то он кабинет кровью забрызгает, не отмоешь!

Конвойный вывел арестованного во двор.

– Веди его туда, в угол двора. А я сейчас топор возьму. Андрей, давай обрубок бревна.

– Может быть, не надо, товарищ лейтенант? – подыграл Андрей.

– Надо! Учись, как врагов уничтожать надо!

Андрей ногой прикатил найденный за гаражом обрубок бревна, поставил. Почти сразу появился Виктор. В руке настоящий топор. Скорее всего, взял его на кухне, им рубили дрова для печи. Топор всегда ужасал сильнее, чем другие виды оружия – нож, пистолет, граната и даже виселица. Видимо, в генетической памяти остались страхи о публичных казнях, о четвертовании. При виде топора Фёдора затрясло. Хотя, скорее всего, Фёдор имя не настоящее, немцы в разведшколе дали.

– Ну-ка, клади руку на бревно! Я для начала пальцы отрублю.

Арестованный стал упираться. Конвойный его подталкивал, а Козлитин сопротивлялся. Руку арестованного схватил Андрей, потянул к бревну, этой импровизированной плахе. Фёдор задёргался. Да ещё и Виктор напустил на себя злобное лицо. Со стороны посмотреть и то страшно. Солдат-конвойный отвернулся, его мутило.

– Ты нос не вороти, сюда смотри! Этот гад в наших солдат стрелял и в городе по рации важные сведения передавал.

Андрей усилием уложил кисть Фёдора на бревно, Виктор взмахнул топором. Козлитин заорал жутко, дёрнул руку, и лезвие топора вонзилось в бревно, не задев пальцев.

– Лучше держи! – прикрикнул на Андрея лейтенант.

Козлитину стало плохо. Ноги его подогнулись, он рухнул на колени. На лбу испарина, тело бьёт крупная дрожь.

– Гражданин начальник, не надо, я всё расскажу! Уберите топор!

Андрей подыграл:

– Ежели руки отрубим, как он протокол допроса подписывать будет?

Это шла игра в следователя злого и доброго. Фёдор почувствовал в Андрее заступничество. Пополз к Андрею на коленях.

– Всё, всё расскажу!

– Хорошо, встань. Товарищ лейтенант, он согласен.

– Так и быть. Конвойный, в комнату для допроса!

Арестованного, морально сломленного, увели. Зачем ему упорствовать, что он защищает! Немцев? Андрей понимал партизан или наших военнопленных. Пытки терпели, молчали, ибо скажи и прольётся ещё больше крови у наших войск. Но они свою Родину защищали, свои семьи, свой дом. Сильная мотивация была. На своей земле должны жить свои, а не чужие. А у этого весь интерес в деньгах, ибо чем привлечь можно? Он сейчас на территории, где немцев нет. Мог бы после заброски пойти и сдаться, но предпочёл работать на врага. Классовая ненависть? Отца раскулачили? Даже если и так, обидно до печёнок, но это вовсе не повод помогать врагу захватывать родную землю. Другой родной не будет. Возможно, другая страна приютит, обогреет, накормит, но ты для неё всю оставшуюся жизнь будешь изгоем, репатриантом, изменником, которым веры нет. Твоими услугами будут пользоваться, возможно – хорошо платить, но не уважать, презирать в душе.