Старшина рассказывал, как участвовал в расстреле военнопленных. Немцы специально делали, чтобы повязать человека кровью. Потом обучение в спецшколе и заброска по чужим документам, по настоящим. Вроде как из госпиталя прибыл. И связной был, и радист. Передавал данные о выходе крупных кораблей в море. А дальше действовала авиация.

– На чём он попался? – полюбопытствовал Андрей, когда агента увели.

– Любопытен был не по должности. Особисту доложили, он приглядывать стал. Да ещё агент посещать один дом периодически стал. Ладно бы зазноба, так мужик одинокий. Ни картами агент не интересуется, ни выпивкой. Подумали ещё, может – старые знакомые? Родня? А через два месяца взяли прямо после посадки парашютиста, прямо на горячем, когда парашют прятал. Рюкзачок при нём с батареями для рации, аж два комплекта. Парашютист упорствовать не стал, раскололся сразу. И выдал адресок, куда шёл. Угадай с трёх раз, какой?

– Где мужик жил, к которому агент наведывался?

– С тобой не интересно, ответы знаешь. Так зацепка серьёзная появилась. Арестовали обоих – и агента и бобыля. Теперь оба «поют», только успевай записывать. Каждый хочет жить, чем больше наговорит, тем сильнее надежды на срок в лагере, а не «вышку». Срок «скостить» могут, а с того света никто не возвращался.

– Я бы предателей к стенке ставил.

– Если бы всех ставить, агенты отстреливались до последнего патрона или принимали яд. Знаешь, у агента этого ампула была с ядом в воротничке. Раскусил – и никакой особый отдел тебе уже не страшен. У них надежда должна быть. Для любого человека главная ценность в жизни – сама жизнь.

– Целая философия!

– А ты думал?! Ладно, пойдём в столовую.

В столовой без разносолов. Самая добротная еда была у лётчиков, им белый хлеб давали. А подводникам по норме давали красное вино. Считалось, оно позволяет легче переносить кислородное голодание.

Понемногу втягиваться в новую для себя службу Андрей стал. На закрытых совещаниях вводили в курс обстановки. Первое время очень помогал Никифоров. Рассказывал, как действовать, причём приводил примеры из собственной практики, расследований офицеров особого отдела. Андрей научился сносно стрелять, но по-македонски, как Виктор, ещё не мог. Зато мгновенно обнажал ствол и попадал из любого положения.

– Молодец! – одобрил Виктор. – Теперь пора осваивать второй ствол.

Видимо, Виктор увидел что-то в лице Андрея.

– Нет, не вальтер. Нечто маленькое надо, для скрытного ношения. В кармане брюк или даже голенище сапога. Оружие последнего шанса. Представь – кончились у тебя патроны, а враг – вот он и в руках автомат. И приказывает оружие бросить и руки поднять. Промедлишь – получишь пулю. Демонстрируешь испуг и полное желание подчиниться. Медленно, без резких движений, наклоняешься, пистолет на землю кладёшь. Твой противник расслабляется, а ты – раз! Из кармана пистолетик выхватываешь и стреляешь ему в лоб! Финита ля комедия! Только стрелять в голову обязательно. Пистолетик маленький, убойная сила невелика. В сердце выстрелишь, так он успеет из тебя сито сделать из автомата.

– И где мне такое оружие взять?

– Подарю. Трофей. Дамочку одну арестовали, у неё изъяли. С патронами не очень, редкий калибр, поэтому стрельни несколько раз, чтобы баланс оружия почувствовать, привыкнуть к нему.

Пистолет был невелик, меньше ладони и название соответствующее – «Лилипут». Прямо на левой стенке затвора выбито латиницей, как и калибр – 6,35 мм. Патрончики маленькие, как от мелкашки. И звук выстрела не громче.

Прошли в лощину, Андрей выстрелил пару раз. В мужской ладони держать неудобно, маловат. Официально такие пистолетики относят к числу карманных, неофициально считается «дамским». Вида несерьёзного. Андрей бы не согласился его носить, кабы не просьба Никифорова. Лейтенант пустое говорить не будет. А позже и самому довелось убедиться в справедливости его слов.

Первые четыре месяца на новом месте службы Андрей чувствовал себя неуютно. Боевой офицер, а состояние, как у новобранца. Своя специфика службы, свои требования, своеобразные навыки. Всему учиться надо, поскольку наработанный опыт не помогает. Да ещё у немцев оснащение лучше. И шифровальные машинки, и радиопеленгаторы. У немцев две-три такие спецмашины контролировали районы расположения войск, городские кварталы. Стоило выйти в эфир чужой радиостанции, как её быстро пеленговали, и в означенный район выдвигалась ГФП – полевая полиция или войска по охране тыла. Сразу оцепляли район, сжимали кольцо, проверяли жителей. У радистов при работе на ключе часто сухие мозоли были на указательном и среднем пальце. Да если кому и удавалось выйти, так без рации. А немцы обыски проводили тщательно, грубо, быстро. И если радист остался цел, не факт, что сохранялась рация.

В радиопеленгации немцы Красную армию обошли, даже англичан. Только 12 декабря 1942 года появилось постановление ГКО № 2633 СС «Об организации в Красной армии специальной службы по забивке немецких радиостанций». Первоначально предполагалось забивать (глушить) радиочастоты, на которых работали радиостанции врага. У немцев радиостанций много – в каждом взводе и роте, на танках и самолётах, в штабах. Работали, как правило, в средневолновом диапазоне. Наши командиры сочли, что глушить, нарушать связь выгодно и быстро. А радиопеленгация – дело побочное, второстепенное. Наверное, не хватало сил, средств, производственных мощностей. Сначала создаются два радиодивизиона – номер 131 (командир майор Петров) и 132 (командир майор Бушуев). В 1943 году – 130-й дивизион (капитан Лукачир) и в 1944 году – № 226 (майор Константинов). На автомашинах и в железнодорожных теплушках располагались «глушилки». На машинах радиопеленгаторы 55 ПК-3А или ПКВ-43. Однако выпуск их был исчезающе мал, например завод № 193 смог изготовить всего 25 штук. Для надёжного определения радиостанции необходимо два, а ещё лучше три подвижных пеленгатора. Так что пеленгаторы к середине войны не были даже в отделах контрразведки каждой армии или фронта.

С началом войны гражданам СССР было приказано сдать радиоприёмники и оружие. С приёмниками понятно – большевики не хотели, чтобы граждане слушали немецкие радиопередачи на русском языке. Впрочем, радиоприёмники были редкостью, у людей при власти или богатых, могущих себе позволить роскошь. Приёмники относились именно к этой категории товаров. А сдача оружия лишила профессиональных охотников работы и заработка. Изымалось на хранение при органах милиции и гладкоствольное и нарезное оружие. При стремительном наступлении немцев такие склады вывозить не успевали. Будущие партизаны на оккупированных землях остались без оружия. Штаб партизанского движения выдвинул лозунг – «забери оружие у немца!». Да кто его отдаст? Ещё до войны НКВД устраивало хорошо скрытые базы для возможного партизанского движения, где хранилось оружие и боеприпасы, продукты длительного хранения. Перед войной кто-то из партийного руководства выдвинул теорию – воевать будем на чужой территории и малой кровью. Схроны с оружием и продуктами ликвидировали. Зачем они нужны, если наша доблестная Красная армия будет воевать за рубежами Родины? А вскоре немцы пришли, и пришлось отступать. Вот бы где пригодились схроны! Тем более и людей подготовили. Под видом разного рода мероприятий по обмену трудовым опытом проводили воинские сборы. И в каждом районе были руководители, способные организовать людей, поднять на борьбу. Причём люди не публичные. Например, председателя исполкома многие знали в лицо и предатели его сразу бы выдали. Тогда быстрый конец подпольной сети. Много ошибок было сделано, отозвавшихся большой кровью во время войны.